переодѣлась, завернулась въ шинель, легла, и въ тужъ секунду заснула.
— Алкидъ!.. О смертельная боль сердца, когда ты утихнешь!.. Алкидъ! мой неоцѣненный Алкидъ! нѣкогда столь сильный, неукротимый, никому недоступный, и только младенческой рукѣ моей позволявшій управлять собою! Ты, который такъ послушно носилъ меня на хребтѣ своемъ въ дѣтскія лѣта мои! который протекалъ со мною кровавыя поля чести, славы и смерти; дѣлилъ со мною труды, опасности, голодъ, холодъ, радость и довольство! Ты, единственное изъ всѣхъ животныхъ существъ, меня любившее! тебя уже нѣтъ! ты не существуешь болѣе!
Четыре недѣли прошло со времени этого несчастнаго происшествія! Я не принималась за перо; смертельная тоска тяготитъ душу мою! Уныло хожу я всюду съ поникшею главою. Не охотно исполняю обязанности своего званія; гдѣ бъ я ни была, и чтобъ ни дѣлала, грусть вездѣ со мною и слезы безпрестанно навертываются на глазахъ мо-
переоделась, завернулась в шинель, легла и в ту ж секунду заснула.
Алкид!.. О смертельная боль сердца, когда ты утихнешь!.. Алкид! мой неоцененный Алкид! некогда столь сильный, неукротимый, никому недоступный, и только младенческой руке моей позволявший управлять собою! Ты, который так послушно носил меня на хребте своем в детские лета мои! который протекал со мною кровавые поля чести, славы и смерти; делил со мною труды, опасности, голод, холод, радость и довольство! Ты, единственное из всех животных существ, меня любившее! тебя уже нет! ты не существуешь более!
Четыре недели прошло со времени этого несчастного происшествия! Я не принималась за перо; смертельная тоска тяготит душу мою! Уныло хожу я всюду с поникшею главою. Неохотно исполняю обязанности своего звания; где б я ни была и чтоб ни делала, грусть везде со мною и слезы беспрестанно навертываются на глазах мо-
