веселила откомандировка чистить пляцувку; я такъ охотно работала, соскабливала съ земли траву заступомъ, сметала ее въ кучу метлою, и все это дѣлала какъ-будто всю жизнь никогда ничего другаго не дѣлала. Бывшій менторъ мой, почти всегда присутствовалъ при этихъ грудахъ; онъ трепалъ меня по плечу и говорилъ: zmorduieszsie dzieckǫ! pracny po woli.
Вечеромъ принесли приказъ изъ штаба, и Гачевскій велѣлъ мнѣ сей-часъ отправиться съ нимъ къ ротмистру, квартировавшему въ пяти верстахъ отъ нашего селенія. — Я пойду пѣшкомъ, сказала я Гачевскому; мнѣ жаль мучить Алкида. — Мучить! да тутъ всего пять верстъ; а впрочемъ, если тебѣ Алкидовыхъ ногъ жаль больше нежели своихъ, ступай пѣшкомъ. — Я пошла; солнце уже закатилось, вечеръ былъ прекрасный; дорога пролегала черезъ поля, засѣянныя рожью; въ иныхъ мѣстахъ извивалась между кустарникомъ. Въ Польшѣ природа плѣнительна! По-крайней-мѣрѣ я нахожу ее лучше нашей сѣверной.
веселила откомандировка чистить «пляцувку»; я так охотно работала, соскабливала с земли траву заступом, сметала ее в кучу метлою, и все это делала, как будто всю жизнь никогда ничего другого не делала. Бывший ментор мой почти всегда присутствовал при этих грудах; он трепал меня по плечу и говорил: «Zmorduieszsie dzieckǫ! pracny po woli».
Вечером принесли приказ из штаба, и Гачевский велел мне сейчас отправиться с ним к ротмистру, квартировавшему в пяти верстах от нашего селения. — «Я пойду пешком, — сказала я Гачевскому, — мне жаль мучить Алкида». — «Мучить! да тут всего пять верст; а впрочем, если тебе Алкидовых ног жаль больше, нежели своих, ступай пешком». Я пошла; солнце уже закатилось, вечер был прекрасный; дорога пролегала через поля, засеянные рожью; в иных местах извивалась между кустарником. В Польше природа пленительна! По крайней мере я нахожу ее лучше нашей северной.
