дрожу, мнѣ очень холодно! Все на мнѣ мокро до тѣла!..
Разсвѣло; мы остановились; намъ позволили развесть огонь и сварить кашу. Ахъ, славу Богу! теперь я лягу спать передъ огнемъ, согрѣюсь и высохну! Нельзя, говоритъ вахмистръ, видя меня усѣвшуюся близъ огня, и свертывающую въ комокъ траву, чтобъ положить подъ голову, — нельзя! Ротмистръ приказалъ кормить лошадей на травѣ; вынь удила изъ рта своей лошади и веди ее на траву. Я пошла съ моимъ Алкидомъ ходить въ полѣ какъ и другіе; онъ ѣлъ росистую траву, и я грустно стояла подлѣ него. — Ты блѣденъ какъ мертвый, сказалъ Вышемирскій, подходя ко мнѣ со своею лошадью; что̀ съ тобою? ты не здоровъ? — Нѣтъ здоровъ, но жестоко перезябъ, дождь промочилъ меня насквозь и у меня вся кровь оледенѣла, а теперь еще надобно ходить по мокрой травѣ! — Кажется дождь мочилъ всѣхъ насъ одинаково, отчего жъ мы сухи? — Вы всѣ въ шинеляхъ. — А твоя гдѣ? — Взяли ка-
дрожу, мне очень холодно! Все на мне мокро до тела!..
Рассвело; мы остановились; нам позволили развесть огонь и сварить кашу. Ах, славу богу! теперь я лягу спать перед огнем, согреюсь и высохну! «Нельзя, — говорит вахмистр, видя меня, усевшуюся близ огня и свертывающую в комок траву, чтоб положить под голову, — нельзя! Ротмистр приказал кормить лошадей на траве; вынь удила из рта своей лошади и веди ее на траву». Я пошла с моим Алкидом ходить в поле, как и другие; он ел росистую траву, и я грустно стояла подле него. — «Ты бледен, как мертвый, сказал Вышемирский, подходя ко мне со своею лошадью; — что с тобою? ты нездоров?» — «Нет здоров, но жестоко перезяб, дождь промочил меня насквозь и у меня вся кровь оледенела, а теперь еще надобно ходить по мокрой траве!» — «Кажется, дождь мочил всех нас одинаково, отчего ж мы сухи?» — «Вы все в шинелях». — «А твоя где?» — «Взяли ка-
