отдать жидовкѣ деньги, чтобы она купила мнѣ хлѣба, какъ въ тоже мгновеніе погрузилась въ глубочайшій сонъ!.. Усталость, холодъ отъ мокраго платья, голодъ и боль всѣхъ членовъ отъ продолжительнаго сидѣнья на лошади, юность, неспособная къ перенесенію столькихъ соединенныхъ трудовъ, все это вмѣстѣ, лиша меня силъ, предало беззащитно во власть сну, какъ безвременному, такъ и опасному. Я проснулась отъ сильнаго потрясенія за плечо; открывъ глаза, съ изумленіемъ смотрю вокругъ себя! Не могу понять гдѣ я? Зачѣмъ въ этомъ мѣстѣ? и даже что̀ я такое сама! Сонъ все еще держитъ въ оцѣпенѣніи умственныя силы мои, хотя глаза уже открыты! Наконецъ я опомнилась и чрезвычайно встревожилась; глубокая ночь уже наступила и покрывала мракомъ своимъ всѣ предметы; на очагѣ едва было столько огня чтобъ освѣтить горницу. При свѣтѣ этого, то вспыхивающаго, то гаснущаго пламени, увидѣла я что существо, потрясавшее меня за плечо, былъ егерскій солдатъ, который, сочтя меня по пышнымъ бѣ-
отдать жидовке деньги, чтобы она купила мне хлеба, как в тоже мгновение погрузилась в глубочайший сон!.. Усталость, холод от мокрого платья, голод и боль всех членов от продолжительного сиденья на лошади, юность, неспособная к перенесению стольких соединенных трудов, все это вместе, лиша меня сил, предало беззащитно во власть сну как безвременному, так и опасному. Я проснулась от сильного потрясения за плечо; открыв глаза, с изумлением смотрю вокруг себя! Не могу понять, где я? Зачем в этом месте? и даже что я такое сама! Сон все еще держит в оцепенении умственные силы мои, хотя глаза уже открыты! Наконец я опомнилась и чрезвычайно встревожилась; глубокая ночь уже наступила и покрывала мраком своим все предметы; на очаге едва было столько огня, чтоб осветить горницу. При свете этого то вспыхивающего, то гаснущего пламени, увидела я что существо, потрясавшее меня за плечо, был егерский солдат, который, сочтя меня по пышным бе-
