Вечеромъ полку нашему приказано быть на лошадяхъ. До глубокой полночи сидѣли мы на коняхъ и ожидали, когда намъ велятъ двинуться съ мѣста. Теперь мы сдѣлались арріергардомъ, и будемъ прикрывать отступленіе арміи. Такъ говоритъ нашъ ротмистръ. Уставъ смертельно сидѣть на лошади такъ долго, я спросила Вышемирскаго, не хочетъ-ли онъ встать; онъ сказать, что давно сошелъ бы съ коня, если бъ не ожидалъ каждую минуту что полкъ пойдетъ. — Мы это услышимъ и въ мигъ сядемъ на лошадей, сказала я, а теперь переведемъ ихъ за этотъ ровъ и ляжемъ тутъ на травѣ. Вышемирскій послѣдовалъ моему совѣту; мы перевели своихъ лошадей черезъ ровъ и сами легли въ кустахъ. Я обвила поводъ около руки и тотчасъ заснула. — Слышу имя свое два раза повторенное! чувствую что Алкидъ толкаетъ меня головою, храпитъ и бьетъ копытомъ въ землю; слышу что земля задрожала подо мною и потомъ все затихло! Сердце мое замирало, я понимала опасность, силилась проснуться
Вечером полку нашему приказано быть на лошадях. До глубокой полночи сидели мы на конях и ожидали, когда нам велят двинуться с места. Теперь мы сделались арьергардом и будем прикрывать отступление армии. Так говорит наш ротмистр. Устав смертельно сидеть на лошади так долго, я спросила Вышемирского, не хочет ли он встать; он сказать, что давно сошел бы с коня, если б не ожидал каждую минуту, что полк пойдет. «Мы это услышим и вмиг сядем на лошадей, — сказала я, — а теперь переведем их за этот ров и ляжем тут, на траве». Вышемирский последовал моему совету; мы перевели своих лошадей через ров и сами легли в кустах. Я обвила повод около руки и тотчас заснула. — Слышу имя свое два раза повторенное! чувствую что Алкид толкает меня головою, храпит и бьет копытом в землю; слышу, что земля задрожала подо мною и потом все затихло! Сердце мое замирало, я понимала опасность, силилась проснуться
