Культурный ландшафт регионов. Toм 2 №5 2020 Cultural Landscape of the Regions . Tom 2 #5 2020
Выражение в русском языке водных объектов изучается в работе Л. И. Горбуновой [4]. Исследовательница указывает разные аспекты разработки этой проблемы. Названия водных объектов изучаются с разных позиций. Это в первую очередь результат действия метафорического механизма [5]; отражение индивидуальной картины мира [6]; отражение языковой картины мира [7, 8]; выражение мифологической картины мира [9].
С точки зрения философии культуры наиболее интересным представляется выражение мифологической картины мира в семантике номинаций водных объектов, включая море, и воды как таковой. Этот вопрос рассматривается в своих работах культуролог С. А. Кошарная. На основе теории архетипов К. Г. Юнга исследовательница анализирует мифологему воды как универсальную культурную константу, а используя работы В. Н. Топорова, обосновывает роль мифологемы моря как образа смерти в системе русских культурных архетипов [9, с. 19].
В большинстве мифологий вода ассоциируется с женским началом, а вследствие этого связывается с рождением и смертью как базовыми способами бытия. К. Г. Юнг объяснял универсальность архетипа воды пребыванием человека в материнской утробе и важностью акта рождения. Переход через водную преграду выступает как начало новой формы существования, как переход к рождению или к смерти. На этом представлении основана широко распространенная женская персонализация смерти. Как указывает исследователь религии и мифологии В. Н. Топоров, устойчивый мотив «морского» поэтического комплекса связан с дном моря как образом смерти. В системе архетипических образов дно символизирует глубокое ущелье, пропасть. Образ пропасти сближается с гибелью: пропасть значит погибнуть. Берег моря символизирует берег гибели или несостоявшегося рождения [10, с. 589].
Как указывает С. А. Кошарная, «корни реалионима море уходят в индоевропейский праязык. Основа *mor-/*mar- была широко распространена в древнеевропейских диалектах, ср.: арм. mawr – «болото», др.-исл. marr, др.-англ. mere – «море, озеро», слав. morje – «море», в ряде русских говоров (олонец., онежск.) море – «озеро», укр. диал. мороква – «болото». Таким образом, праязыковой аналог слова море обозначал не только собственно море, но и озеро, болотистое озеро, болото» [9, с. 20].
Исследовательница также рассматривает этимологическую связь лексемы море «с именем языческой богини смерти Моры (Мары), известной всем славянским народам (ср.: зап.-слав. Моряна – богиня смерти; полесск. Марушка – мифологический персонаж-устрашитель, которым пугали детей; севернорус. Мара – «мифологический персонаж-устрашитель, которым пугали девушек» и подоб.) и типологически во многом сходная с русалкой, Мокошью, – также традиционно женский персонаж. Став нарицательным, существительное Мора получило различные значения по славянским языкам: укр. мора – «нечистый дух», болг. мора – «ночной кошмар», с.-хорв. мора – «домовой, кошмар», польск. mora, mara – «кошмар» и mara, zmora – «ходячий покойник» и т.п. В то же словообразовательное гнездо входит рус. умора (от уморить), белорус. моркi – в белорусских проклятьях эвфемистическое название болезни, специально насылаемой на человека» [Там же].
С. А. Кошарная делает следующий вывод, к которому мы присоединяемся: «корень *mor-, с одной стороны, соотносился с общим именованием водоемов, а с другой – актуализировал мифологему смерти как перехода через водную преграду. Исходя из данного положения, и.-е. корень *mor- может быть рассмотрен как синкрета: «вода»+«смерть». … а лексема море могла обозначать смерть как локус
- 36 -
