дойти до самаго Минска, и пробраться раньше него въ Могилевъ. Планъ этотъ разстроился благодаря медленности, которую обнаружилъ Іеронимъ, помогавшій Даву. Онъ сдѣлалъ двадцать миль въ семь дней! Наполеонъ недостаточно считался съ затрудненіями, которыя стесняли движенія войскъ въ лѣсистой и болотистой странѣ. Онъ разгнѣвался на своего брата и возымѣлъ намѣреніе поставить его подъ начальство Даву. Недовольный Іеронимъ вернулся въ свое королевство, оставивъ Даву командованіе надъ своими войсками. Маршалъ сразился съ Багратіономъ подъ Могилевымъ (23 іюля) и отбросилъ его къ Смоленску.
Тѣмъ временемъ лѣвое крыло великой арміи достигло Двины. Царь Александръ поддался наставленіямъ нѣмца Пфуля, который собирался въ литовскихъ равнинахъ примѣнить тактику Уэллингтона въ португальскихъ горахъ и сдѣлать изъ дрисскаго лагеря на Двинѣ второе Торресъ-Ведрасъ. Свой лагерь, задуманный по-ученому, Пфуль къ тому же расположить впереди рѣки, построивъ сзади четыре моста; словомъ, подготовленъ былъ второй Фридландъ. При приближеніи Наполеона никто и не думалъ защищать это злополучное сооруженіе. Пришлось оставить линію Двины. Вотъ откуда взялось въ генеральномъ штабѣ, въ русской аристократии, это ожесточеніе противъ „проклятаго нѣмца“, даже противъ самого Александра. Наиболѣе преданные его слуги, Аракчеевъ и Балашовъ, должны были освѣдомить его объ общественномъ настроеніи, требовавшемъ, чтобы царь покинулъ армію, которую его царственное присутствіе стѣсняетъ въ ея дѣйствіяхъ; лучше, если бы Александръ вернулся въ Смоленскъ, въ Петербургъ, въ Москву для организаціи защиты и для поощренія къ пожертвованіямъ. Самодержавный царь долженъ былъ уступить. Барклай и Багратіонъ получили свободу дѣйствій.
Наполеонъ съ корпусами лѣваго крыла энергично тѣснилъ Барклая-де-Толли и далъ ему два сраженія при Островнѣ и Витебскѣ (25 и 27 іюля). Барклай на минуту подумалъ было остановиться и дать настоящую битву, потому что, какъ нѣмецъ, онъ чувствовалъ, что внушаетъ подозрѣніе генераламъ, солдатамъ, русскому народу. Но потомъ онъ счелъ нужнымъ отступить и покинулъ Витебскъ, куда Наполеонъ и совершилъ свой въѣздъ 28 іюля.
Наполеонъ начиналъ волноваться: два раза подъ рядъ вышла неудача — съ Багратіономъ и съ Барклаемъ. Онъ понялъ, какова будетъ тактика русскихъ, раньше, чѣмъ сами русскіе рѣшительно склонились къ ней: уходить вглубь имперіи, оставляя за собой пустыню. Мародерство, вызывавшее жестокія расправы со стороны раздраженныхъ крестьянъ, дезертирство, болѣзни, отсталые — все это приводило къ огромнымъ потерямъ въ великой арміи. Отъ Нѣмана до Двины она потеряла тысячъ полтораста человѣкъ, по большей части солдатъ изъ иноземныхъ контингентовъ. Кавалерія Мюрата съ 22.000 уменьшилась до 14.000 человѣкъ; корпусъ Нея — съ 36.000 до 22.000; баварцы Евгенія, застигнутые эпидеміей, — съ 27.000 до 13.000; итальянская дивизія Пино, изможденная переходомъ въ 600 миль, сдѣланныхъ въ три-четыре мѣсяца, съ 11.000 человѣкъ спустилась на 5.000; даже молодая императорская гвардія въ одной изъ своихъ дивизій потеряла 4.000 человѣкъ изъ 7.000; только старая гвардія стойко выносила все. Чтобы поднять мужество, пробудить военную честь, вернуть отсталыхъ, а можетъ быть и дезертировъ, надо было одержать какую-нибудь значительную побѣду. Былъ моментъ, когда можно было надѣяться на это.
Битва подъ Смоленскомъ. — Барклай и Багратіонъ прибыли подъ Смоленскъ. Они созвали здѣсь военный совѣтъ, въ
дойти до самого Минска, и пробраться раньше него в Могилев. План этот расстроился благодаря медленности, которую обнаружил Иероним, помогавший Даву. Он сделал двадцать миль в семь дней! Наполеон недостаточно считался с затруднениями, которые стесняли движения войск в лесистой и болотистой стране. Он разгневался на своего брата и возымел намерение поставить его под начальство Даву. Недовольный Иероним вернулся в свое королевство, оставив Даву командование над своими войсками. Маршал сразился с Багратионом под Могилевым (23 июля) и отбросил его к Смоленску.
Тем временем левое крыло великой армии достигло Двины. Царь Александр поддался наставлениям немца Пфуля, который собирался в литовских равнинах применить тактику Уэллингтона в португальских горах и сделать из дрисского лагеря на Двине второе Торрес-Ведрас. Свой лагерь, задуманный по-ученому, Пфуль к тому же расположить впереди реки, построив сзади четыре моста; словом, подготовлен был второй Фридланд. При приближении Наполеона никто и не думал защищать это злополучное сооружение. Пришлось оставить линию Двины. Вот откуда взялось в генеральном штабе, в русской аристократии, это ожесточение против «проклятого немца», даже против самого Александра. Наиболее преданные его слуги, Аракчеев и Балашов, должны были осведомить его об общественном настроении, требовавшем, чтобы царь покинул армию, которую его царственное присутствие стесняет в её действиях; лучше, если бы Александр вернулся в Смоленск, в Петербург, в Москву для организации защиты и для поощрения к пожертвованиям. Самодержавный царь должен был уступить. Барклай и Багратион получили свободу действий.
Наполеон с корпусами левого крыла энергично теснил Барклая-де-Толли и дал ему два сражения при Островне и Витебске (25 и 27 июля). Барклай на минуту подумал было остановиться и дать настоящую битву, потому что, как немец, он чувствовал, что внушает подозрение генералам, солдатам, русскому народу. Но потом он счел нужным отступить и покинул Витебск, куда Наполеон и совершил свой въезд 28 июля.
Наполеон начинал волноваться: два раза подряд вышла неудача — с Багратионом и с Барклаем. Он понял, какова будет тактика русских, раньше, чем сами русские решительно склонились к ней: уходить вглубь империи, оставляя за собой пустыню. Мародерство, вызывавшее жестокие расправы со стороны раздраженных крестьян, дезертирство, болезни, отсталые — всё это приводило к огромным потерям в великой армии. От Немана до Двины она потеряла тысяч полтораста человек, по большей части солдат из иноземных контингентов. Кавалерия Мюрата с 22.000 уменьшилась до 14.000 человек; корпус Нея — с 36.000 до 22.000; баварцы Евгения, застигнутые эпидемией, — с 27.000 до 13.000; итальянская дивизия Пино, изможденная переходом в 600 миль, сделанных в три-четыре месяца, с 11.000 человек спустилась на 5.000; даже молодая императорская гвардия в одной из своих дивизий потеряла 4.000 человек из 7.000; только старая гвардия стойко выносила всё. Чтобы поднять мужество, пробудить военную честь, вернуть отсталых, а может быть и дезертиров, надо было одержать какую-нибудь значительную победу. Был момент, когда можно было надеяться на это.
Битва под Смоленском. — Барклай и Багратион прибыли под Смоленск. Они созвали здесь военный совет, в
