безшумно приближалась къ границамъ великаго герцогства. Пять дивизій, отозванныхъ изъ дунайской арміи надвигались черезъ Подолію и Волынь. Финляндская армія спускалась къ югу. Подъ предлогомъ усиленія таможеннаго дозора цѣлая завѣса изъ казаковъ скрывала отъ взора варшавцевъ обильный притокъ войскъ въ Литву. Поляки великаго герцогства поторопились поднять тревогу въ Гамбургѣ, гдѣ начальствовалъ Даву, и въ Парижѣ, гдѣ императоръ, сначала предубѣжденный противъ слишкомъ частыхъ тревогъ и противъ слишкомъ живого воображенія варшавцевъ, въ концѣ концовъ сталъ безпокоиться (мартъ и апрѣль 1811 года). Получивъ отъ Даву донесеніе о серьезности положенія, онъ не сталъ терять времени и съ своей стороны началъ готовиться къ защитѣ. Онъ ускорилъ отправку подкрѣпленій въ Данцигъ, далъ знать саксонскому королю о необходимости пополнить вооруженіе варшавскихъ войскъ, потребовалъ отъ государей Рейнскаго союза, чтобы они поставили на военное положеніе свои контингенты, обратился, съ призывомъ къ своимъ арміямъ Итальянскаго и Неаполитанскаго королевствъ, приказалъ польскимъ войскамъ, служившимъ въ Испаніи, перейти обратно черезъ Пиренеи, предписалъ Даву быть готовымъ къ походу черезъ шведскую Померанію на помощь великому герцогству. Съ этого момента всюду, отъ Рейна и до Эльбы, отъ Эльбы и до Одера происходило непрерывное движеніе полковъ, баттарей, обозовъ. На подлинную или предполагаемую подготовку царя во всѣхъ военныхъ центрахъ Франціи и Германіи отвѣчали подготовкою прямо огромнаго масштаба.
Переговоры двухъ ииператоровъ. — Эти дѣятельныя подготовленія мало-по-малу привели Александра и Наполеона къ окончательному разрыву. Коленкуръ, котораго Наполеонъ весьма несправедливо считалъ черезчуръ „русскимъ“, просилъ о своемъ отозваніи. Онъ былъ замѣненъ генераломъ Лористономъ. Куракинъ, котораго можно было бы обвинять въ томъ, что онъ слишкомъ „французъ“, дожилъ до того, что его безпечность была нарушена: въ Парижъ посланъ былъ адъютантъ царя Чернышевъ. Наполеонъ принялъ этого посла тотчасъ по его прибытіи въ Парижъ, представилъ ему устрашающую картину своихъ силъ, показалъ ему „гигантскую“ армію съ 800 орудій, готовыхъ отправиться на востокъ; впрочемъ, всѣ эти угрозы Наполеонъ закончилъ заявленіемъ, что онъ желаетъ только мира. Тѣмъ не менѣе была минута, когда онъ понялъ дѣло такъ, что Россія требуетъ отъ него великаго герцогства Варшавскаго въ видѣ вознагражденія за Ольденбургъ, и тогда онъ обнаружилъ сильнѣйшій гнѣвъ: „Я заставлю Россію раскаиваться, но тогда ей предстоитъ потеря не только польскихъ областей, но и Крыма“. Потомъ, сообразивъ, что Чернышевъ имѣлъ въ виду лишь какой-то польскій уѣздъ, онъ смягчился, попытался разсѣять остальныя недоразумѣнія, предложилъ щедрое вознагражденіе за Ольденбургъ, предложилъ подписать относительно Польши гарантіи, которыя онъ предлагалъ уже раньше. Чернышевъ, полномочія котораго касались только вознагражденія за Ольденбургъ, не могъ входить въ обсужденіе всѣхъ этихъ вопросовъ. Впрочемъ, когда русскія войска вдругъ удалились съ польской границы, Наполеонъ сразу успокоился, сдѣлался ровнѣе, сталъ чаще дѣлать мирныя завѣренія, но въ то же время менѣе расположенъ былъ связывать себя договорами. Въ разговорѣ съ однимъ дипломатомъ, Шуваловымъ, проѣздомъ посѣтившимъ Парижъ, Наполеонъ сказалъ: „Чего хочетъ отъ меня императоръ Александръ? Пусть онъ оставить меня въ покоѣ! Мыслимое ли дѣло, что я пожертвую 200.000 французовъ для возстановленія Польши?“ Несмотря на настойчивыя военныя приготовленія,
бесшумно приближалась к границам великого герцогства. Пять дивизий, отозванных из дунайской армии надвигались через Подолию и Волынь. Финляндская армия спускалась к югу. Под предлогом усиления таможенного дозора целая завеса из казаков скрывала от взора варшавцев обильный приток войск в Литву. Поляки великого герцогства поторопились поднять тревогу в Гамбурге, где начальствовал Даву, и в Париже, где император, сначала предубежденный против слишком частых тревог и против слишком живого воображения варшавцев, в конце концов стал беспокоиться (март и апрель 1811 года). Получив от Даву донесение о серьезности положения, он не стал терять времени и с своей стороны начал готовиться к защите. Он ускорил отправку подкреплений в Данциг, дал знать саксонскому королю о необходимости пополнить вооружение варшавских войск, потребовал от государей Рейнского союза, чтобы они поставили на военное положение свои контингенты, обратился, с призывом к своим армиям Итальянского и Неаполитанского королевств, приказал польским войскам, служившим в Испании, перейти обратно через Пиренеи, предписал Даву быть готовым к походу через шведскую Померанию на помощь великому герцогству. С этого момента всюду, от Рейна и до Эльбы, от Эльбы и до Одера происходило непрерывное движение полков, батарей, обозов. На подлинную или предполагаемую подготовку царя во всех военных центрах Франции и Германии отвечали подготовкою прямо огромного масштаба.
Переговоры двух ииператоров. — Эти деятельные подготовления мало-помалу привели Александра и Наполеона к окончательному разрыву. Коленкур, которого Наполеон весьма несправедливо считал чересчур «русским», просил о своем отозвании. Он был заменен генералом Лористоном. Куракин, которого можно было бы обвинять в том, что он слишком «француз», дожил до того, что его беспечность была нарушена: в Париж послан был адъютант царя Чернышёв. Наполеон принял этого посла тотчас по его прибытии в Париж, представил ему устрашающую картину своих сил, показал ему «гигантскую» армию с 800 орудий, готовых отправиться на восток; впрочем, все эти угрозы Наполеон закончил заявлением, что он желает только мира. Тем не менее была минута, когда он понял дело так, что Россия требует от него великого герцогства Варшавского в виде вознаграждения за Ольденбург, и тогда он обнаружил сильнейший гнев: «Я заставлю Россию раскаиваться, но тогда ей предстоит потеря не только польских областей, но и Крыма». Потом, сообразив, что Чернышёв имел в виду лишь какой-то польский уезд, он смягчился, попытался рассеять остальные недоразумения, предложил щедрое вознаграждение за Ольденбург, предложил подписать относительно Польши гарантии, которые он предлагал уже раньше. Чернышёв, полномочия которого касались только вознаграждения за Ольденбург, не мог входить в обсуждение всех этих вопросов. Впрочем, когда русские войска вдруг удалились с польской границы, Наполеон сразу успокоился, сделался ровнее, стал чаще делать мирные заверения, но в то же время менее расположен был связывать себя договорами. В разговоре с одним дипломатом, Шуваловым, проездом посетившим Париж, Наполеон сказал: «Чего хочет от меня император Александр? Пусть он оставить меня в покое! Мыслимое ли дело, что я пожертвую 200.000 французов для восстановления Польши?» Несмотря на настойчивые военные приготовления,
