собою разумѣется, бѣдствіе распространилось на всѣхъ, какъ скоро первокласные дома и тѣ, которые слѣдовали ихъ примѣру въ этихъ спекуляціяхъ, очутились въ затрудненіи“.
„Кризисъ надвигался все ближе и ближе, въ кредитныхъ отношеніяхъ появилась первая незначительная трещина, но при такомъ повсемѣстно напряженномъ положеніи дѣлъ, самый естественный ходъ вещей долженъ былъ расширять эту, разъ появившуются трещину, все больше и больше. Когда кризисъ дошелъ до Англіи, — всякому, знавшему Гамбургъ, сдѣлалось ясно, что опасность у порога. Вексельныя злоупотребленія производившіяся одновременно съ Лондономъ, или, даже, при его посредствѣ, не могли уже болѣе продолжаться, а разъ они остановились, все зданіе, построенное на нихъ, неизбѣжно должно было рухнуть. При этомъ должно было рушиться и обаяніе, окружавшее фирмы, которыя торговали исключительно кредитомъ; паденіе грозило и тѣмъ домамъ, которые слишкомъ компрометировали себя связями съ этими фирмами, или же вели до этого свои коммерческія операціи преимущественно при помощи кредита; паденіе, наконецъ, было неизбѣжно и для цѣнъ на товары, которыя только помощью подобныхъ средствъ могли быть взвинчены на свою непомѣрную высоту. Ко всему этому надо было готовиться заранѣе и въ Гамбургѣ это поняли. Безграничная, неописанная паника овладѣла Гамбургской биржей. Свалившись съ своего седьмаго неба, биржа видѣла передъ собою безконечный рядъ потерь, затрудненій и банкротствъ“.
Стоило лопнуть малѣйшему звену въ туго натянутой цѣпи, и вся цѣпь неминуемо должна была распасться; это лежало въ порядкѣ вещей. Уже кризисъ въ Америкѣ нанесъ значительные убытки гамбургскому купечеству, торговыя сношенія котораго съ этой частью свѣта возросли въ 1856 г. на 14 милліоновъ марокъ. Паденіе лондонскихъ фирмъ, имѣвшихъ дѣла съ Сѣверомъ Германіи, окончательно прорвало мыльный пузырь. „Сначала одинъ купецъ попалъ въ стѣснительное положеніе, благодаря этому рикошету, потомъ другой, третій, четвертый и т. д., писалъ Готфридъ Когенъ[1] въ Grenzboten, — все это были люди, пользовавшіеся до сихъ поръ хорошей коммерческой репутаціей и векселя которыхъ находились во многихъ рукахъ. Недовѣріе сдѣлалось всеобщимъ, никто не хотѣлъ принимать новыхъ векселей, хотя бы съ самыми надежными подписями, потому что являлось сомнѣніе, долго ли еще эти подписи останутся надежными? Телеграфы разносили роковую вѣсть этихъ затрудненій во всѣ европейскіе торговые центры и нигдѣ уже нельзя было болѣе сбыть векселя, подлежащіе уплатѣ въ Гамбургѣ; всякій, получавшій подобные векселя, торопился отослать ихъ обратно. То и дѣло приходили вѣсти о новыхъ несчастіяхъ изъ Англіи, изъ остзейскихъ провинцій, изъ фабричныхъ округовъ; все это были фирмы, стоявшія въ самыхъ тѣсныхъ сношеніяхъ съ гамбургскими домами, и опасеніе дальнѣйшихъ пагубныхъ послѣдствій все росло и
- ↑ Gottfried Cohen. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
собою разумеется, бедствие распространилось на всех, как скоро первоклассные дома и те, которые следовали их примеру в этих спекуляциях, очутились в затруднении.
Кризис надвигался все ближе и ближе, в кредитных отношениях появилась первая незначительная трещина, но при таком повсеместно напряженном положении дел самый естественный ход вещей должен был расширять эту раз появившуюся трещину все больше и больше. Когда кризис дошел до Англии, всякому, знавшему Гамбург, сделалось ясно, что опасность у порога. Вексельные злоупотребления, производившиеся одновременно с Лондоном или даже при его посредстве, не могли уже более продолжаться, а раз они остановились, все здание, построенное на них, неизбежно должно было рухнуть. При этом должно было рушиться и обаяние, окружавшее фирмы, которые торговали исключительно кредитом; падение грозило и тем домам, которые слишком компрометировали себя связями с этими фирмами или же вели до этого свои коммерческие операции преимущественно при помощи кредита; падение, наконец, было неизбежно и для цен на товары, которые только с помощью подобных средств могли быть взвинчены на свою непомерную высоту. Ко всему этому надо было готовиться заранее, и в Гамбурге это поняли. Безграничная, неописанная паника овладела Гамбургской биржей. Свалившись с своего седьмого неба, биржа видела перед собою бесконечный ряд потерь, затруднений и банкротств».
Стоило лопнуть малейшему звену в туго натянутой цепи, и вся цепь неминуемо должна была распасться; это лежало в порядке вещей. Уже кризис в Америке нанес значительные убытки гамбургскому купечеству, торговые сношения которого с этой частью света возросли в 1856 г. на 14 миллионов марок. Падение лондонских фирм, имевших дела с севером Германии, окончательно прорвало мыльный пузырь. «Сначала один купец попал в стеснительное положение благодаря этому рикошету, потом другой, третий, четвертый и так далее, — писал Готфрид Коген[1] в «Grenzboten», — все это были люди, пользовавшиеся до сих пор хорошей коммерческой репутацией и векселя которых находились во многих руках. Недоверие сделалось всеобщим, никто не хотел принимать новых векселей, хотя бы с самыми надежными подписями, потому что являлось сомнение, долго ли еще эти подписи останутся надежными? Телеграфы разносили роковую весть этих затруднений во все европейские торговые центры, и нигде уже нельзя было более сбыть вексели, подлежащие уплате в Гамбурге; всякий, получавший подобные векселя, торопился отослать их обратно. То и дело приходили вести о новых несчастьях из Англии, из остзейских провинций, из фабричных округов; все это были фирмы, стоявшие в самых тесных сношениях с гамбургскими домами, и опасение дальнейших пагубных последствий все росло и
- ↑ Gottfried Cohen. — Примѣчаніе редактора Викитеки.
