отсутствіе надежды лишь на удачу, — вотъ тѣ свойства, которыя всегда были присущи Румянцеву, и которыя въ Крыму выказали его подчиненные, являясь, несмотря на всю свою самостоятельность, лишь точными исполнителями воли и указаній фельдмаршала, насколько это, конечно, было необходимо въ установленіи единства мысли и согласованности въ развитіи операціи.
При этомъ Румянцеву неоднократно приходилось высказывать, что главнѣйшими правилами военнаго искусства онъ считаетъ: не раздроблять своихъ силъ, охранять свои сообщенія и обезпечивать взаимное содѣйствіе войскъ.
Съ 1780 года Потемкинъ рѣшительно выдвигается въ первые ряды сотрудниковъ Государыни и затмеваетъ Румянцева, который во многомъ не сходился съ могущественнымъ уже тогда любимцемъ Екатерины.
Румянцевъ продолжалъ выполнять обязанности Малороссійскаго губернатора и хотя время отъ времени былъ награждаемъ Императрицей, но значенія и вліянія уже не имѣлъ.
Однако, во 2-ю Турецкую войну, начавшуюся въ 1787 году, командованіе одной изъ дѣйствующихъ армій было вручено Румянцеву.
Послѣ блестящей Кинбурнской операціи Суворова въ 1787 году, сохранившей намъ Крымъ, въ 1788 году рѣшено было дѣйствовать двумя арміями: Екатеринославская, подъ начальствомъ Потемкина, должна была взять Очаковъ; Украинская армія, подъ начальствомъ Румянцева, должна была поддерживать австрійцевъ у Хотина, прикрывать Польшу и обезпечивать осаду Очакова при условіи, что Бендеры находились въ рукахъ турокъ.
Такимъ образомъ, Румянцевъ съ арміей въ 40000 человѣкъ долженъ былъ прикрывать 400-верстное пространство.
Въ 1789 году Румянцевъ предполагалъ открыть кампанію наступленіемъ долиною Прута къ Дунаю, но въ мартѣ этого года фельдмаршалъ, по указанію Потемкина, былъ отозванъ отъ арміи, которая также поручалась князю Таврическому.
Послѣ сдачи арміи во временное командованіе, до прибытія изъ Петербурга Потемкина, князю Репнину Румянцевъ, несмотря на неудовольствіе Императрицы, оставался жить въ Яссахъ въ надеждѣ снова получить командованіе войсками въ томъ случаѣ, если бы Потемкинъ, по какимъ-либо причинамъ, отказался отъ такового.
Нелегко было развѣнчанному герою, всѣми позабытому, заброшенному, проживать въ томъ же мѣстѣ, гдѣ онъ еще такъ недавно пользовался громаднымъ вліяніемъ и почетомъ, но сознаніе возможности еще послужить Россіи своимъ талантомъ заставляло Румянцева терпѣть весь нравственный гнетъ личнаго самолюбія и жертвовать собой.
