ужъ напоминающими времена Іоанна Грознаго, но все-таки ихъ прочитывала, что бы подавать въ случаѣ разговора реплики.
Часы пробили двѣнадцать.
И съ послѣднимъ ударомъ хорошо вышколенный княгиней лакей доложилъ, что завтракъ поданъ.
Княгиня отложила въ сторону непрочитанныя еще „Тіmеs“ и „ Fіgarо“ и торопливо прошла въ столовую.
Князь уже былъ тамъ въ растегнутомъ сюртукѣ, подъ которымъ былъ ослѣпительной бѣлизны жилетъ, и не садился въ ожиданіи княгини.
Имъ подали различныя блюда послѣ того, какъ они отвѣдали закуски. Князю — бульонъ, яйца въ смятку и рубленную, разбавленную хлѣбомъ, куриную котлетку съ какимъ-то пюре, а княгинѣ — большой сочный кусокъ филе.
Плотоядный огонекъ блеснулъ въ глазахъ проголодавшейся женщины, когда она, съѣвъ маленькій кусочекъ селедки, заложила салфетку за воротъ платья, и положила съ серебрянаго блюда къ себѣ на тарелку филе, поливъ его почти кровянымъ соусомъ.
Она ѣла „корректно“, не спѣша, съ видимымъ наслажденіемъ, хорошо прожевывая куски и запивая ихъ глотками чуть-чуть тепловатаго польяка изъ маленькаго стакана, и что-то животное, напоминающее радостнаго звѣря, было въ это времявъ красивомъ лицѣ княгини. Глаза оживились; широкія ноздри слегка раздувались.
Она вся, казалось, отдавалась наслажденію ѣды, серьезная и сосредоточенная и словно бы инстинктивно чувствовала, что въ этомъ кровавомъ нѣж-
