Давно ужъ онъ не ѣлъ такого вкуснаго обѣда, напомнившаго ему лакомыя блюда былыхъ временъ, давно ужъ не позволялъ себѣ такой роскоши, какъ вино. И онъ ѣлъ съ аппетитомъ проголодавшагося человѣка, соблюдая, однако, видъ джентльмена, имѣющаго обыкновеніе обѣдать болѣе или менѣе хорошо каждый день.
„Графъ“ нѣсколько оживился, покончивъ обѣдъ. Глаза его слегка блестѣли пьянымъ блескомъ. Онъ чувствовалъ потребность завершить обѣдъ маленькой чашкой кофеи, разумѣется, съ рюмкой коньяку.
Одну только рюмочку... всего одну!
Но въ тотъ самый моментъ, когда „графъ“ величественнымъ жестомъ руки подозвалъ лакея, чтобы отдать соотвѣтствующее приказаніе, въ головѣ его, весьма кстати, пронеслась мысль объ Антошкѣ, и вслѣдъ затѣмъ онъ вспомнилъ, что коньякъ, особенно недурной, можетъ увлечь его далеко за предѣлы благоразумія и бюджета и значительно отдалить время возвращенія домой... За одной рюмкой любимаго имъ напитка можетъ послѣдовать другая, третья, четвертая, и тогда... что будетъ тогда съ Антошкиными деньгами, и гдѣ онъ самъ проведетъ ночь?
— Что прикажете? — довольно небрежно освѣдомился лакей, точно сконфуженный, что ему пришлось служить такому подозрительному господину.
Душевная борьба видимо еще не кончилась, потому что „графъ“ не сразу отвѣчалъ, что ему угодно.
Еще секунда, другая, и онъ рѣшительно спросилъ:
— Что съ меня слѣдуетъ?
