зать, нынѣ народъ! — наконецъ проговорилъ Иванъ Захаровичъ
Реплики со стороны жены не послѣдовало, и Иванъ Захаровичъ снова задумчиво курилъ папироску.
Оба супруга не прочь бы явить Антошкѣ снисхожденіе и избить его не особенно сильно, не смотря на укушенную ногу и ошпаренное лицо, если бы только онъ явился съ повинной. Иванъ Захаровичъ далее нѣсколько сердился на жену за то, что она вчера его „настроила“ противъ Антошки, и размышлялъ теперь о томъ, что благоразуміе требуетъ не очень-то сильно валять ремнемъ и что слѣдуетъ при „выучкахъ“ остерегаться пускать въ ходъ пряжку, во избѣжаніе знаковъ на тѣлѣ, весьма замѣтныхъ при медицинскомъ осмотрѣ.
Вообще, Иванъ Захаровичъ, не смотря на сознаніе необходимости грозной власти въ своемъ заведеніи, обнаруживалъ, какъ большая часть жестокихъ людей, трусливую подлость въ этотъ день.
Оба супруга съ утра поджидали Антошку и часто поглядывали въ окно. Отпуская утромъ своихъ „пансіонеровъ“ на работу, Иванъ Захаровичъ былъ со всѣми необычно ласковъ и многихъ снабдилъ одеждой и обувью, болѣе соотвѣтствующими осенней погодѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъпоручилъ своимъ питомцамъ, въ случаѣ, если кто изъ нихъ встрѣтитъ Антошку, передать ему, что „дяденька“ нисколько на него не сердится и охотно проститъ его, если онъ вернется домой.
И, какъ опытный правитель въ духѣ Макіавелли, понимающій, что дурные примѣры, подобные Антош-
