рившимъ безпросвѣтный мракъ одинокой горемычной жизни павшаго человѣка.
И озлобленное сердце этого отверженца, презираемаго всѣми родными и бывшими друзьями, чужого, и все-таки барина, въ глазахъ тѣхъ товарищей по нищетѣ, среди которыхъ онъ вращался, втайнѣ жаждавшаго и не находившаго слова участія и привязанности, — это сердце смягчалось, охваченное чувствомъ жалости, любви и заботы къ такому же бездомному, одинокому созданію, какъ и онъ самъ.
Этотъ мальчикъ, видимо привязанный къ нему, словно бы давалъ новый смыслъ его жизни. Сдѣлать его человѣкомъ, имѣть на свѣтѣ преданное, благодарное существо — эта мысль радостно волновала „графа“, являясь какъбы примиреyіемъ съ жизнью.
Онъ горько усмѣхнулся, всиомнивъ, что прежде, когда онъ имѣлъ возможность спасти не одно несчастное существо, подобное Антошкѣ, мысль объ этомъ никогда даже и не закрадывалась въ его голову. Онъ жилъ только для себя и думалъ о себѣ...
— Неужели надо быть нищимъ и отверженнымъ, что бы пожалѣть другихъ!? — мысленно задалъ онъ себѣ вопросъ и рѣшилъ его утвердительно, чувствуя неодолимое желаніе помочь Антошкѣ именно тогда, когда это для него было такъ трудно.
Онъ сдѣлаетъ все, что только возможно.
Онъ напишетъ всѣмъ своимъ кліентамъ и, быть можетъ, соберетъ нужную сумму для экипировки мальчика. Разумѣется, ни одинъ изъ его кліентовъ не повѣритъ, что онъ проситъ не для себя. Еще бы повѣрить! Давно уже больше рубля, много двухъ ему не посылали тѣ изъ немногихъ родственниковъ и товарищей, которые не всегда оставляли безъ
