лѣлъ пускать къ подъѣзду? И ты ей позволила... Ты, позволила ей?.. Да ты подумала ли, что дѣлаешь? — прибавилъ Опольевъ, уставивъ на жену злые глаза.
Этотъ оскорбительный тонъ, этотъ презрительный взглядъ задѣли за живое госпожу Опольеву, и она возразила съ обиженнымъ видомъ:
— Я не вижу ничего ужаснаго. въ томъ, что Нина навѣщала несчастнаго дядю... Я подумала прежде, чѣмъ позволила дочери поѣхать... Наконецъ, какъ же ей запретить? Вѣдь она не маленькая... Развѣ лучше, если она безъ позволенія отправится?.. Да ты и самъ разрѣшилъ Нинѣ быть членомъ благотворительнаго общества, въ которомъ предсѣдательницей княгиня Мarіе... Нина съ Мarіе посѣщаютъ же бѣдныхъ... Такъ чѣмъ же хуже посѣтить твоего брата?..
Его превосходительство долженъ былъ употребить нѣкоторое усиліе, чтобъ не назвать свою супругу дурой. Онъ, впрочемъ, сдѣлалъ это мысленно, и вслухъ рѣзко прибавилъ:
— Ты не находишь ничего ужаснаго въ этихъ посѣщеніяхъ, а я нахожу ихъ неприличными для моей дочери... Я уже не говорю, какъ я непріятно изумленъ, что всѣ эти глупости держались отъ меня въ секретѣ...
— Но, милый другъ... прости... Я не ожидала, что ты примешь это такъ серьезно! — промолвила уже виноватымъ тономъ жена.
Этотъ виноватый тонъ нѣсколько смягчилъ его превосходительство, и онъ прризнесъ:
— Что сдѣлано, то сдѣлано. Надо, чтобъ впредь этого не повторялось, что бы Нина перестала на
