лая, не смотря на заботы, какъ-то съумѣвшая послѣ смерти мужа поднять дѣтей, испытывая лишенія и урѣзывая себя до послѣдней крайности, и ея дочь Вѣра, кончавшая курсъ и въ то же время бравшая, ради заработка, работу, — красивая, стройная брюнетка лѣтъ двадцати шести, съ строгими чертами нѣсколько трагическаго лица, необыкновенно добрая, не смотря на свой, повидимому, строгій и холодный видъ, и студентъ Николай, вихрастый и не особенно красивый, близорукій блондинъ въ очкахъ, признающій одну науку и больше ничего — всѣ они, ближе ознакомившись съ жильцами и узнавши отъ Антошки, что сдѣлалъ для него этотъ „графъ“, отнеслись къ нимъ съ сердечностью добрыхъ людей, понимающихъ нужду, и считали ихъ какъ бы своими. А студентъ просто-таки былъ въ восторгѣ отъ своего ученика — до того Антошка поразилъ его своею понятливостью и быстротой математическаго соображенія.
И какъ былъ доволенъ старый бродяга „графъ“, проводя вечера среди этой честной, работящей семьи, въ которой — онъ это чувствовалъ — никто не ставилъ въ вину его прошлаго. Въ этой маленькой комнатѣ, служившей и гостиной, и столовой, за круглымъ столомъ, на которомъ тихо напѣвалъ свою пѣсенку самоваръ, онъ, случалось, велъ споры со студентомъ и философствовалъ, вызывая удивленіе своими необыкновенно мѣткими сужденіями, выработанными тяжелой жизнью.
И, возвращаясь съ Антошкой отъ хозяевъ, „графъ“ нерѣдко говорилъ:
— Ты мнѣ счастье принесъ, Антошка... Не будь тебя, не видать бы мнѣ, мой другъ, такихъ
