— Да, для него это большія деньги теперь... А мое бальное платье триста рублей стоило. На что оно мнѣ, Дуняша? А на эти деньги можно было бы избавить человѣка отъ нищеты! — неожиданно прибавила Нина въ какомъ-то раздумьи.
— Какъ на что, барышня? Вовсе даже необходимо по вашему положенію! — запротестовала Дуняша, совсѣмъ не раздѣляя, повидимому, такого страннаго мнѣнія барышни. — Вамъ ежели и въ тысячу рублей платье, такъ очень даже хорошо...
— Вы думаете, что хорошо? — улыбнулась Нина.
— А то какъ же... Вы такого важнаго генерала дочь....
— И въ этомъ все мое право! — какъ будто отвѣчала на какія-то свои мысли молодая дѣвушка и прибавила: — Поѣзжайте, Дуняша, и скорѣе возвращайтесь!
28.
Эти двѣсти рублей, присланные Ниной, теперь казались „графу“, когда-то швырявшему тысячами, цѣлымъ состояніемъ.
И онъ глядѣлъ на двѣ толстыя пачки бумажекъ, лежавшихъ на его кривоногомъ столикѣ, и словно бы не вѣрилъ своимъ глазамъ, что такое богатство въ полномъ его распоряженіи. Онъ словно бы сомнѣвался, что послѣ долгихъ лѣтъ нищенства, благодаря обѣщаннымъ тридцати пяти рублямъ въ мѣсяцъ, онъ можетъ не шататься по вечерамъ на улицахъ, останавливая прохожихъ на разныхъ діалектахъ и придумывая болѣе или менѣе остроумныя словечки чтобъ получить какую-нибудь монет
