онъ когда-то былъ свѣтскимъ человѣкомъ, „графъ“ поспѣшилъ освѣдомиться о здоровьѣ ея родителей.
— Благодарю васъ, здоровы...
Она хотѣла, было, прибавить: „вамъ кланяются“, но удержалась отъ этой лжи и прибавила:
— Я вѣдь къ вамъ, дядя, пріѣхала экспромтомъ... Ни папа, ни мама не знаютъ...
— Тѣмъ болѣе порадовали... Вѣдь вы первая изъ родственниковъ рѣшились посѣтить меня... Первая, и вѣроятно, послѣдняя...
— Я, дядя, если позволите, и еще пріѣду.
— Позволю?.. Я буду безконечно радъ васъ видѣть, но... какъ бы вамъ-то не досталось, милая племянница... Вашъ отецъ не очень-то обрадуется, если узнаетъ, а я... я не хочу, что бы изъ-за меня вамъ сказали хоть одно непріятное слово! — прибавилъ графъ на превосходнѣйшемъ французскомъ языкѣ.
— Не бойтесь... Не достанется... И я надѣюсь, что и папа примирится съ вами... пойметъ, какъ онъ передъ вами... виноватъ!..
— Виноватъ?.. Напрасно вы думаете, что онъ виноватъ... У брата своя точка зрѣнія... Онъ человѣкъ извѣстныхъ правилъ... вотъ и все...
Нина просидѣла полчаса и была просто очарована и изяществомъ „графа“, и его остроумными замѣчаниями, и его манерами, полными достоинства.
Наконецъ она поднялась и, крѣпко пожимая руку „графа“, горячо проговорила:
— Я очень-очень рада, дядя, что познакомилась съ вами...
И прибавила по-французски съ робкою застѣнчивостью:
