Молодая дѣвушка вошла и остановилась на мгновеніе, смущенная и взволнованная, пораженная и нищенской обстановкой маленькой комнатки, и видомъ этого блѣднаго, смертельно блѣднаго, осунувшагося лица, изрытаго морщинами, съ черными, глубоко сидящими, глазами, все еще красиваго и выразительнаго. Шапка кудрявыхъ, сѣдоватыхъ волосъ, покрывавшихъ большую голову „графа“, придавала ему видъ художника. Съ перваго жевзгляда Нину поразило необычайное сходство его съ отцомъ, но только „графъ“ казался совсѣмъ старикомъ, хотя и былъ моложе. Одѣтъ онъ былъ въ свой знаменитый дырявый халатъ...
— Съ кѣмъ имѣю честь... — съ изысканною вѣжливостыо началъ, было, удивленный „графъ“, съ трудомъ приподнимаясь съ кровати и стараясь держаться прямо, но не докончилъ фразы и, пристально вглядѣвшись въ Нину, воскликнулъ:
— Нина... Нина Константиновна... Неужели это вы?
— Я самая, дядя! — проговорила закраснѣвшаяся дѣвушка, торопливо подходя къ „графу“ и протягивая ему руку.
— Не ожидалъ! — едва вымолвилъ онъ и горячо припалъ къ ея рукѣ.
Нина поцѣловала его въ голову...
— Не ожидалъ! — повторилъ онъ, стараясьскрыть свое волненіе. — Спасибо вамъ, милая дѣвушка... Спасибо... Садитесь...
И „графъ“ хотѣлъ, было, подвинуть табуретъ.
— Не безпокойтесь, дядя... пожалуйста, сидите...
И, присѣвъ на табуретъ, она продолжала, все еще смущенная и взволнованная:
