ного лишняго слова, кромѣ приказаній, точныхъ и короткихъ. Никогда ни малѣйшей фамильярности и никакой шутки, даже съ камердинеромъ, который жилъ у него шесть лѣтъ. И не даромъ всѣ трепе-тали Опольева, зная, что за малѣйшую неаккуратность и за неточное исполненіе его приказаній виновный будетъ немедленно разсчитанъ и безъ всякихъ объясненій.
Иванъ пустилъ „Свѣтланку“ во всю. Снѣжная пыль обдавала закутанную Нину, и вѣтеръ рѣзалъ ея лицо. Она любила скорую ѣзду.
— Тише, тише, Иванъ... Кого-нибудь задавите!..
— Чтовы, барышня?.. Не извольте безпокоиться...
Однако онъ попридержалъ лошадь, и только въ малолюдной Офицерской снова пустилъ „Свѣтланку“ полнымъ ходомъ.
Не доѣзжая Бердова моста, кучеръ круто осадилъ лошадь у воротъ большого дома, указаннаго Ниной.
Она вышла изъ саней и нерѣшительно дернула за звонокъ у воротъ.
Наконецъ явился дворникъ.
— Гдѣ здѣсь живетъ г. Опольевъ? — спросила Нина.
— На заднемъ дворѣ, у прачки, третій этажъ... номеръ 50! — грубовато отвѣтилъ дворникъ.
— Да ты проводи-то барышню... Не видишь, кто съ тобой говоритъ! — сердито окрикнулъ кучеръ, находившій, что дворникъ отнесся не съ надлежащимъ почтеніемъ къ барышнѣ, да еще пріѣхавшей на собственной лошади.
— Я... что жъ... Я провожу... Пожалуйте, барышня! — проговорилъ дворникъ уже болѣе любезно.
