— Барышня хочетъ тебя видѣть! — привѣтливо сказала она.
Нина дожидалась въ маленькой коынатѣ Дуняши, находившейся въ корридорѣ, собираясь принять Антошку почти тайкомъ.
Необыкновенно участливои внимательно, нѣсколько смущеннаяи точно чувствуя себя въ чемъ-то виноватою, слушала эта худощавая молодая дѣвушка съ большими глазами возбужденный разсказъ Антошки, въ дополненіе къ письму, о „графѣ“, объ его болѣзни, объ его добротѣ, и когда Антошка окончилъ разсказъ мольбой о томъ, чтобъ его не отдавали въ пріютъ и не разлучали съ „графомъ“, который всѣми брошенъ, — молодая дѣвушка, потрясенная и возмущенная, обѣщала непремѣнно сегодня же поѣхать къ княгинѣ и просить ее отмѣнить свое распоряженіе.
Она торопливо отдала Антошкѣ конвертъ съ двадцатью пятью рублями, и проговорила:
— Кланяйся отъ меня дядѣ. Извинись, что мало посылаю... Скоро еще пришлю... Успокой его... Скажи, что я буду просить княгиню... Она не возьметъ тебя въ пріютъ... я увѣрена... ты останешься при дядѣ... Ты вѣдь такъ его любишь...
— Еще бы нелюбить!.. — воскликнулъ Антошка.
— И дядя, и ты, оба вы хорошіе! — возбужденно произнесла дѣвушка, и я сдѣлаю для васъ все, что могу...
— Спаси васъ Богъ, добрая барышня... Какъ графъ-то обрадуется, что вы жалѣете его... А то... вѣдь онъ чуть было не умеръ...
— Зачѣмъ же онъ не написалъ мнѣ?
— Шибко боленъ былъ... Безъ памяти лежалъ барышня...
