вы, живучіе... Спи, добрый мой мальчикъ... И я засну...
Антошка легъ на свою кровать, но заснуть не могъ, прислушиваясь къ прерывистому дыханію „графа“. Сухой рѣзкій кашель заставлялъ его вскакивать съ постели и подходить къ больному.
„Графъ“, казалось, не узнавалъ Антошки, хотя и глядѣлъ на него блестящими глазами. Онъ по временамъ стоналъ, схватываясь за грудь, и просилъ пить.
Антошка подавалъ графу пить и испуганно глядѣлъ на него. Онъ никогда не видалъ близко больныхъ, и ему казалось, что графъ непремѣнно помретъ... И слезы текли по его щекамъ...
— Ты что жъ не спишь, Антошка? И чего плачешь, мой голубчикъ?.. Не безпокойся... Спи... спи... Еще какъ мы съ тобой заживемъ... Отлично заживемъ.. Ужъ я больше не буду ходить на работу! — возбужденно, въ полубреду говорилъ „графъ“... Не буду... Совершенно достаточно... Quеlquеs sоus s іl vgus рlaіt... И такъ всю жизнь...
И умирать не желаю съ тѣхъ поръ, какъ ты... со мной... А ты не плачь... Я тебя въ пріютъ не отдамъ... Княгиня останется съ носомъ... Охъ, какъ болитъ грудь... Ахъ, какъ жарко... Пить, пить...
Антошка не отходилъ весь остатокъ ночи отъ графа, и когда въ окно заглянулъ сѣренькій свѣтъ петербургскаго утра, „графъ“ увидалъ Антошку, спавшаго на полу у его кровати.
Вошедшая вскорѣ Анисья Ивановна разбудила Антошку.
— Ночью ухаживалъ за мной! — проговорилъ растроганный „графъ“.
