полой своей роскошной ротонды, подбитой черно-бурыми лисицами.
Прошло нѣсколько минутъ, и этотъ порывъ чувства какъ будто непріятно удивилъ княгиню своею неожиданностью.
„Нервы“ — подумала она, недовольно пожимая плечами.
И княгиня, съ тонкимъ чутьемъ эгоистической натуры, оберегавшая себя отъ какихъ бы то ни было волненій, могущихъ нарушить спокойствіе ея великолѣпной особы, — рѣшила и теперь, что давать поблажки нервамъ не слѣдуетъ.
Когда карета подъѣхала къ подъѣз у ея особняка на Сергіевской, княгиня уже справилась съ собою, больше Анютку не цѣловала и вышла изъ кареты тою же холодною, строгою и безукоризненною княгиней, какою ее всѣ привыкли видѣть.
Прежнее рѣшеніе на счеть Анютки было отмѣнено. Нечего держать ее нѣсколысо дней въ домѣ, какъ княгиня, прежде хотѣла.
И она, поднявшись къ себѣ, велѣла горничной накормить Анютку и немедленно отвезти ея въ пріютъ для дѣвочекъ Общества „Помогай ближнему!“.
Послѣ этого она приняла валеріановыхъ капель и пошла переодѣваться, чтобъ ѣхать съ визитами.
Иванъ Захаровичъ вернулся домой только къ вечеру и былъ порядочно пьянъ. Дѣти, увидѣвшія дяденьку, предчувствовали, что сдача выручекъ не обойдется сегодня безъ ремня, и испуганно притаились въ своей комнатѣ.
Весь хмѣль сразу выскочилъ у Ивана Захаро-
