лаетъ тебѣ честь, мальчикъ, — заговорила княгиня, даря Антошку благосклоннымъ взглядомъ, — благодарные люди такъ рѣдки... но ты еще слишкомъ малъ, что бы понимать людей и понимать свою пользу... Въ пріютѣ ты научишься всему хорошему, а оставаясь у графа, ты пропадешь... Ты можешь сдѣлаться порочнымъ и сквернымъ человѣкомъ, пьяницей и воромъ, и попадешь въ тюрьму... Вся жизнь твоя погибнетъ... Твой графъ ничему хорошему не научитъ... Онъ будетъ посылать тебя нищенствовать, какъ и самъ, и никакого тебѣ мѣста не дадутъ... Онъ самъ, этотъ твой „графъ“ пропащій, скверный человѣкъ... Берегись его!
Глаза Антошки, возмущеннаго до глубины души такою клеветой на „графа“, уже сверкали злымъ огонькомъ.
— Графъ-то скверный? — воскликнулъ Антошка. — Ну ужъ извините, ваше сіятельство, а графъ, можетъ быть, получше друтихъ генераловъ да важныхъ князей, даромъ что бѣдны!... И вовсе неправда, что графъ посылаетъ меня нищенствовать... Я самъ предлагалъ работать на ихъ, такъ онъ запретилъ! „Не смѣй, говоритъ, Антошка. Тебѣ, говоритъ, надо выучиться и стать человѣкомъ! „Вотъ онъ какой графъ! Да такого другого господина не сыскать по добротѣ, а не то что: „дурному научитъ“. Онъ дурному не научитъ, не извольте безпокоиться, ваше сіятельство... Онъ добрый, не то что другіе... А если на старости лѣтъ, да больные выходятъ на работу, такъ что жъ изъ этого? У нихъ денегъ нѣтъ, а кормиться надо... По настоящему, если бы богатые сродственники его были добрые, они бы по
