что говоришь... Тебѣ непремѣнно надо уйти отъ твоего графа.
— Очень даже хорошо понимаю, ваше сіятельство! — вызывающе возразилъ Антошка, чувствуя къ княгинѣ непріязнь за то, что она хочетъ разлучить его съ единственнымъ человѣкомъ на свѣтѣ, котораго онъ безгранично любитъ.
Но княгиня, искренно желавшая вырвать мальчика изъ „когтей порока“, въ которыхъ онъ несомнѣнно погрязнетъ, оставаясь при „графѣ“, не обратила вниманія на тонъ Антошки и проговорила нѣсколько докторальнымъ и, по ея мнѣнію, убѣдительнымъ тономъ:
— Слушай, мальчикъ, что я тебѣ скажу... Слушай и вникни. Твой „графъ“ самъ нищій... Онъ самъ проситъ милостыню на улицахъ... Такъ какъ же онъ будетъ тебя содержать? Это во-первыхъ...
Но Антошка снова не далъ княгинѣ продолжать и съ живостью произнесъ:
— Я достану себѣ мѣсто, ваше сіятельство... Только вотъ выучусь читать да писать... Я въ газетчики пойду, а ужъ какъ угодно, графа не оставлю, развѣ онъ меня прогонитъ... Я очень вамъ благодаренъ, ваше сіятельство, за этотъ самый пріютъ... но отъ графа не уйду... При немъ буду... И графъ этого желаютъ... И до самой его смерти я при ихъ останусь! — возбужденно и горячо заключилъ Антошка.
Не безъ нѣкотораго удивленія внимала княгиня этимъ словамъ, недоумѣвая такой сильной привязанности мальчика къ павшему человѣку. И чѣмъ онъ могъ такъ привязать къ себѣ?
— Твоя признательность очень похвальна и дѣ-
