Нѣсколько иначе отнеслись къ нему мужчины: казначей, господинъ Пушниковъ подумалъ, что Антошка долженъ быть продувная бестія и что, слѣдовательно, изъ него современемъ можетъ выйти человѣкъ, а секретарь Евгеній Аркадьевичъ былъ нѣсколько шокированъ и не совсѣмъ, но его мнѣнію, почтительною позой Антошки и недостаточнымъ, такъ сказать, проникновеніемъ чувствомъ благоговѣнія и благодарности, которое долженъ бы испытывать этотъ нищенка и бродяжка, имѣя счастье находиться передъ такимъ собраніемъ.
Во всякомъ случаѣ Антошка не оправдалъ ожиданій, и княгиня это тотчасъ же замѣтила.
И, что бы возбудить интересъ къ открытому ею интересному мальчику, она сказала ему:
— Ну, мальчикъ, разскажи намъ, что ты терпѣлъ у своего Ивана Захаровича и какъ ты отъ него убѣжалъ... Разсказывай, какъ знаешь... Не бойся... Здѣсь все твои доброжелатели...
Антошка удивился, что это интересуетъ княгиню настолько, что она во второй разъ заставляетъ его разсказывать да еще не съ глаза на глазъ, а при другихъ.
Однако, дѣлать было нечего. Антошка откашлялся и повторилъ свой разсказъ съ нѣкоторыми, впрочемъ, сокращеніями.
Тѣмъ не менѣе, уснѣхъ Антошки, какъ лектора былъ несомнѣнный, и когда, вслѣдъ за сообщеніемъ Антошки, засѣданіе было закрыто, то многія дамы передъ уходомъ подходили къ Антошкѣ и выражали ему въ болѣе или менѣе теплыхъ словахъ участіе. Его называли „бѣднымъ мальчикомъ“, его трепали по щекѣ лайковыми и шведскими перчат-
