вдовѣ рядового камчатскаго пѣхотнаго полка, Пелагеѣ Устиновой... прачкѣ, — говорила княгиня привычнымъ, дѣловымъ тономъ, громко и отчетливо, заглядывая въ исписанный листокъ.
Некрасивая пожилая дѣвущка-милліонерка, за громаднымъ состояніемъ которой напрасно охотились одно время молодые и красивые женихи титулованныхъ фамилій, сталадавать отчетъ о своемъ посѣщеніи прачки.
Она говорила порывисто и горячо, краснѣя, торопясь и заикаясь и оттого, что конфузилась говорить въ собраніяхъ, хотя была членомъ во многихъ благотворительныхъ обществахъ, и оттого, что сознавала некрасивость своего желтаго прыщеватаго лица съ подслѣповатыми глазами, и оттого, что на нее были обращены взгляды всѣхъ присутствовавшихъ дамъ, которыя не безъ зависти разглядывали ея простое, но прелестно сшитое платье отъ Ворта и крупные брилліанты въ ушахъ.
Она была на прошлой недѣлѣ у Дарьи Семеновой, на Петербургской сторонѣ. Положеніе ея ужасное. Ей пятьдесятъ пять лѣтъ. Вотъ уже годъ, какъ она не въ состояніи работать и добывать себѣ кусокъ хлѣба. У нея застарѣлый ревматнзмъ, и она не встаетъ съ постели. Въ больницу ее не принимаютъ...
— Кажется, хроническихъ больныхъ не принимаютъ въ больницы, Анна Игнатьевна? — обратилась некрасивая милліонерка къ дамѣ, сидѣвшей напротивъ.
Плотная, здоровая и крѣпкая женщина-врачъ, лѣтъ около сорока, въ черномъ шелковомъ платьѣ, съ золотой цѣпочкой отъ часовъ поверхъ лифа, съ
