вымъ тономъ человѣка, совершившаго выгодное дѣльце.
— Сдачи не надо и бумагу себѣ оставь, мальчикъ, — промолвила дама.
— Не надо? — изумился мальчикъ.
И, зажавъ въ кулачкѣ монетку, онъ горячо и торопливо проговорилъ:
— Дай вамъ Богъ здоровья, милая барыня!
— А ты, мальчикъ, шелъ бы домой... Холодно.
— И то зябко... Сейчасъ иду...
— Сколько тебѣ лѣтъ?
— Пятнадцатый...
— Пятнадцатый годъ, и такой маленькій? А какъ зовутъ?
— Антошкой...
— Ты у кого живешь?
— У дяденьки...
— Ты, Антоша, приходи ко мнѣ какъ-нибудь... Я тебѣ дамъ платья...
И дама въ траурѣ сказала свой адресъ и фамилію, ласково кивнула головой и ушла.
Антошка нѣсколько мгновеній стоялъ съ разинутымъ ртомъ. Житейскій опытъ не очень-то баловалъ его людскимъ сочувствіемъ и не располагал[ъ] къ оптимизму. И обѣщаніе платья и, главное, такая щедрая подачка, признаться, значительно удивили его.
Прежде, еще недавно, когда онъ „работалъ“ на петербургскихъ улицахъ въ качествѣ „бѣднаго сиротки“, гонявшагося за прохожими съ жалобными причитаніями дать копѣечку и затѣмъ въ роли мальчика, которому не хватаетъ двугривеннаго на покупку билета до Твери или до Пскова (смотря по
