— А теперь ты гдѣ живешь?
— У графа...
— У какого графа? — удивилась княгиня и въ то же время подумала, что ея несчастный кузенъ обманулъ ее, написавши, что мальчикъ находится у него.
— То-есть, они не графы, а только ихъ такъ прозываютъ... А по настоящему ихъ зовутъ Александръ Иванычъ Опольевъ... Они, можно сказать, меня и спасли отъ Ивана Захарыча, какъ я отъ него убѣжалъ... Они мой документъ у него отобрали и пріютили меня...
— А ты отчего убѣжалъ отъ этого Ивана Захарыча?
— Шибко билъ... Ремнемъ билъ...
— Тебя только билъ?
— Меня еще рѣже, а другихъ ребятъ и не дай Богъ, какъ хлесталъ, ваше сіятельство... Особенно маленькихъ...
— За что же онъ наказывалъ?
— Главное, за выручку.
— Какъ, за выручку?
— Если кто, значитъ, мало соберетъ милостыньки. А — извольте разсудить ваше сіятельство — ежели въ дурную погоду, да въ рваной одежѣ, какая тутъ выручка? Тутъ дай Богъ не заколѣть отъ холода, а не то, что выручка... А онъ этого не разбиралъ... Все больше жена его, подлая, настраивала... Озвѣрѣетъ и давай ремнемъ...
— Какой ужасъ! — проронила княгиня. — И дѣти никому не жаловались?
— Кому жаловаться? Онъ застращивалъ. „Вы, говорить, у меня проданные, я, говорить, что хочу,