— Это, вѣрно у русскихъ такая нелѣпая доброта, Чайкъ! А все-таки я васъ за это люблю, Чайкъ, хотя бы не выбралъ васъ въ президенты… И знаете ли что?
— Что, Бутсъ?
— Непремѣнно бросайте «Динору» и пойдемъ вмѣстѣ искать золото… Тутъ на «Динорѣ» просто-таки страшно и быть… И Чезаре, и Самъ, и другіе… И этотъ Блэкъ… Повѣрьте, что тутъ что-нибудь да случится… Матросы взбунтуются, и кончится дѣло тѣмъ, что выбросятъ Блэка за бортъ, или Блэкъ застрѣлитъ одного-двухъ… Мнѣ ужъ давно кажется, что Чезаре что-то замышляетъ… Такъ лучше бросить «Динору»… Такъ, что ли, Чайкъ?
Но Чайкинъ колебался.
Ему не нравилось на «Динорѣ», но и заниматься совсѣмъ незнакомымъ ему дѣломъ было страшновато. И онъ разсчитывалъ, вернувшись въ Санъ-Франциско, поискать «сухопутнаго» мѣста, гдѣ-нибудь около земли, по крестьянскому дѣлу, которое больше всего манило его.
— Страшно, Бутсъ! — отвѣтилъ онъ.
И Долговязый сталъ снова убѣждать Чайкина, обѣщая ему, что черезъ нѣсколько мѣсяцевъ они вернутся во Фриски не матросами, а пассажирами 1 класса на отличномъ пароходѣ и богатыми людьми. Тогда Чайкъ можетъ купить ферму и дѣлать на ней, что ему будетъ только угодно…
Начинало разсвѣтать.
Солнце медленно и торжественно выплывало изъ своихъ пурпурныхъ ризъ, заливая небокслонъ переливами самыхъ нѣжныхъ красокъ. Все вокругъ вдругъ освѣтилось радостнымъ свѣтомъ наступившаго чуднаго утра.
Океанъ словно бы потерялъ свою ночную таинственность и тихо и ласково рокоталъ, покачивая на своей мощной груди маленькую «Динору».
Чайкинъ и Бутсъ любовались восходомъ, и оба почти одновременно проговорили:
— Какъ хорошо!
