ненавидящихъ людей, прошлое большей части которыхъ было крайне сомнительно, рискуя ежедневно быть выброшеннымъ за бортъ или убитымъ, — не представляло особенной пріятности. Но этому странному человѣку, безстрашному и мужественному, казалось, именно, такое положеніе совершенно естественнымъ, и онъ самоувѣренно, имѣя постоянно заряженные револьверы въ карманахъ и нѣсколько заряженныхъ карабиновъ въ своей каютѣ, ходилъ по палубѣ и словно бы гордился, что заставляетъ повиноваться себѣ отчаянныхъ людей.
Дѣйствительно, эта самоувѣреность производила сильное впечатлѣніе на матросовъ «Диноры».
Очутившись среди чужихъ людей, въ новой обстановкѣ и притомъ подъ командой такого капитана, Чайкинъ понялъ, что здѣсь надо держать ухо востро. Положимъ, на бригѣ никого не смѣли наказывать каък на «Проворномъ», и Чайкинъ не трусилъ, что за какой-нибудь пустякъ его станутъ бить линьками, но онъ понялъ, что на «Динорѣ» существуюъ непріязенныя отношенія между командой и капитаномъ, и что капитанъ безпощаденъ.
Вообще ему на бригѣ не понравилось, и онъ про себя рѣшилъ въ первомъ же портѣ оставить «Динору» и поступить на другое судно.