марселя, старшій офицеръ приказалъ наказать линьками, то онъ пришелъ въ ужасъ... Погожинъ видѣлъ и слышалъ, каяъ онъ шепталъ молитву... И онъ, Погожинъ, просилъ за него старшаго офицера».
— И тотъ, конечно, отказалъ въ ходатайствѣ; если всѣхъ, такъ всѣхъ!
— Точно такъ, ваше превосходительство!.. Чай готовъ...
Адмиралъ пересѣлъ на диванъ и, отхлебнувъ нѣсколько глотковъ чая, проговорилъ серіознымъ тономъ:
— Счастіе ваше, Аркашинъ, что вы служите въ такія времена, когда линьки уничтожены.— И, помолчавъ, прибавилъ:— Какъ напьетесь чаю, немедленно съѣздите въ госпиталь н узнайте, въ какомъ положеніи Чайкинъ ... И если что нужно ему.. вотъ передайте деньги... сто долларовъ... старшему врачу или кому тамъ... И если васъ допустятъ къ нему, скажите, что русскій адмиралъ гордится подвигомъ русскаго матроса... И я самъ его навѣщу, когда, ему будетъ получше... Скажите ему, Аркашинъ...
— Слушаю, ваше превосходительство!—Я сію минуту поѣду!
— Выпейте хоть стаканъ чаю!—проговорилъ адмиралъ, одобрительно улыбаясь этой поспѣшности.
Молодой мичманъ торопливо выпилъ стаканъ чаю и вышелъ.
Черезъ нѣсколько минутъ постучали въ двери.
— Войдите!—крикнулъ по-русски адмиралъ.
Въ комнату вошелъ капитанъ-лейтепантъ Изгоевъ, котораго адмиралъ назначилъ командующимъ клиперомъ «Проворный», и который былъ до того старшимъ офицеромъ на «Ильѣ Муромцѣ»,— довольно симпатичный на видъ молодой еще человѣкъ, лѣтъ за тридцать, въ черномъ элегантномъ сюртукѣ.
— Что скажете, Николай Николаевичъ?— ласково встрѣтилъ его адмиралъ, протягивая руку и прося садиться.
— Пріѣхалъ ходатайствовать у вашего превосходительства разрѣшить просьбу одного моего матроса. Самъ я не рѣшаюсь.
— Въ чемъ дѣло?
— Матросъ Кирюшкинъ, по словамъ офицеровъ, отличный марсовой и отчаянный пьяница...
