вопль. Изъ толпы выбѣжала блѣдная, какъ смерть, молодая женщина и, указывая на окно въ верхнемъ этажѣ, крикнула.
— Моя дѣвочка... Тамъ моя дѣвочка... Спасите!
Толпа замерла.
— Гдѣ ваша дѣвочка?—спросилъ одинъ изъ пожарныхъ.
Молодая женщина, обезумѣвшая отъ ужаса, показывала вздра гивающей рукой на крайнее окно пятаго этажа.
— Она спала... Ее забыли... Пустите меня... Я поднимусь за ней...
И она ринулась къ лѣстницѣ.
Но.ее удержали.
— Вы идете на вѣрную смерть... Спасти невозможно.
Молодая женщина вскрикнула и упала безъ чувствъ.
— Дѣвочка, вѣрно, ужъ погибла!— проговорилъ кто-то около Чайкина.
— Огонь сейчасъ вырвется надъ этимъ окномъ... Онъ рядомъ.
— Она жива! Она у окна!—раздался чей-то голосъ.
Чайкинъ поднялъ голову и увидалъ у окна ребенка, безпомощно простирающаго руки.
Вопль ужаса вырвался у толпы.
Но никто не рѣшался подняться по лѣстницѣ, приставленной, къ этому окну. Огонь, вырывавшійся изъ оконъ, и густой дымъ, казалось, дѣлали невозможной всякую попытку. Смѣльчакъ, который рѣшится полѣзть, или сгоритъ, или задохнется въ дыму. И пожарные отвернулись отъ окна.
— Поздно!—раздался голосъ брандмайора.
Великая жалость охватила Чайкина при видѣ ребенка. Какая-то волна прилила, къ его сердцу, и въ то же мгновеніе онъ рѣшилъ не столько умомъ, сколько силою чувства, спасти малютку.
И это внезапное рѣшеніе словно бы окрылило его и придало ему мужества и ту вѣру, которыя и дѣлаютъ людей способными на геройскіе подвиги во имя любви къ ближнему.
Словно бы какая-то посторонняя спла, которой сопротивляться было невозможно, выкинула Чайкина изъ толпы впередъ.
