— Не несколько, а прямо шесть!
— Видите! Значитъ, я имѣю право просить васъ не исполнять своей обязанности.
— Такъ-то такъ! Конечно, я не поступлю противъ совѣсти, если не отправлю этой предательской телеграммы, Билль, призывающей къ убійству. Вѣдь, я знаю. Билль, вы будете защищаться и не позволите шести разбойникамъ...
— Восьми, телеграфистъ!— перебилъ Старый Билль.—Вы забыли еще двоихъ—моихъ пассажировъ.
— Тѣмъ хуже... Но вы, говорю, не позволите даже и восьми негодяямъ взять васъ, какъ цыпленка.
— Конечно, не позволю, тѣмъ болѣе, что у меня будетъ еще двое помощниковъ—русскихъ. Но трое противъ восьми—игра неравна.
— Въ виду этого, повторяю, совѣсть моя будетъ спокойна. Не буду я виноватъ и противъ государства, если исполню вашу просьбу, Билль, и не отправлю телеграммы. Правильно ли я разсуждаю?
— Вполнѣ. Можете сослаться на мое заявленіе. Могу дать и, письменно.
— Спасибо, Билль, за одобреніе, но вы, вѣдь, знаете, какъ мстительны агенты? Черезъ недѣлю, много двѣ, я буду убитъ здѣсь, въ своей конторѣ. Понимаете, въ чемъ загвоздка, Билль? Въ томъ, что у меня очень милая жена. Билль, и прелестная дѣвочка шести лѣтъ. И мнѣ хотѣлось бы пожить болѣе двухъ недѣль... Вотъ эти-то соображенія и смущаютъ меня...
— На этотъ счетъ будьте покойны! О неотправленной телеграммѣ никто, кромѣ насъ двоихъ, не узнаетъ.
— А эти молодцы? Вѣдь, они скажутъ потомъ своимъ друзьямъ, что сдали въ Виргиніи телеграмму, и догадаются, что она не отправлена. И имъ, конечно, будетъ извѣстно, что вы были въ конторѣ...
— Эти молодцы никому больше ничего не станутъ говорить Понимаете?—значительно прибавилъ Билль.
И его старое лицо было необыкновенно серіозно.
— Понялъ, Билль... Въ такомъ случаѣ...
— Вы не отправите телеграммы?
