тюки газетъ и писемъ, а впереди оставалось пространство, набитое сѣномъ.
— Садитесь, джентльмены!—крикнулъ Билль.
Два молодыхъ канзасца сѣли въ фургонъ. Чайкинъ хотѣлъ садиться на козлы. Но Билль сказалъ:
— Внутри и для васъ мѣста хватить.
— Но у меня билетъ на козлахъ.
— Садитесь въ середину. Надѣюсь, джентльмены ничего не будутъ имѣть протнвъ?
— Конечно! Садитесь.Мѣста довольно!—отвѣчали джентльмены.
Старый Билль усѣлся наширокую скамью впереди и хлопнулъ бичомъ.
Фургонъ двинулся.
Вскорѣ за Денверомъ начался подъемъ на Сіерру-Мадре, и затѣмъ, когда фургонъ миновалъ проходъ за гору, онъ нанравился къ сѣверу, къ городу Соляного озера, вдоль Черныхъ горъ, потомъ но лѣсистому мѣсту, полному ручьевъ и потоковъ, и снова по склонамъ горъ. И все—и горы, и земля, и деревья—въ этой горной странѣ было краснаго цвѣта. Потому-то испанцы, первые завоеватели этой страны, и назвали ее Колорадо.
Скоро, однако, эта красивая мѣстность остается сзади, и фургонъ плетется по холмистой возвышенности, покрытой пескомъ съ растущимъ на немъ дикимъ шалфеемъ, пересѣкая часто ручьи и овраги... Дорога однообразнаяи скучная. Жара нестерпимая. Станціи, гдѣ мѣняютъ лошадей, рѣдки, и тамъ ничего нельзя достать, кромѣ водки... Нерѣдко на горахъ и на склонахъ Чайкинъ вндѣлъ индѣйскихъ всадинковъ изъ окна фургона и объявлялъ объ этомъ спутникамъ.
И тогда всѣ схватывались за револьверы.
Но Старый Билль успокоивалъ.
— Не нападутъ... Я нарочно закрылъ фургонъ, чтобы они не видѣли, сколько пассажировъ... Они могутъ думать, что тутъ цѣлый десятокъ... Видите... Поворачиваютъ назадъ...
И, дѣйствительно, поворачивали.
