стись отрицательно къ общей соціально-хозяйственной картинѣ Аттики, нарисованной историками IV вѣка, тѣмъ самымъ устраняется возможность представлять Солона и Писистрата диктаторами соціальной революціи. Несомнѣнно, оба они были люди выдающіеся; недаромъ и тотъ, и другой оставили по себѣ такую яркую память. Но ихъ дѣло было чѣмъ-то совсѣмъ непохожимъ на роль, приписанную имъ Аристотелемъ и Плутархомъ. Они не были освободителями и создателями крестьянства; ихъ предводительство служило другой цѣли.
Анализъ конструкціи политической реформы Солона. Первоначальный строй общины представляется аѳинскимъ историкамъ высоко-аристократическимъ. Для того, чтобы объяснилъ, какъ въ Аѳинахъ выработалась демократія, было сдѣлано предположеніе, что аѳинскій народъ прошелъ черезъ промежуточныя формы смѣшаннаго правленія. Когда слагалось это представленіе, сократо-платоновская школа рисовала идеалъ уравновѣшеннаго мудреца-законодателя, который вмѣстѣ съ тѣмъ становится и воспитателемъ народной массы. У Аристотеля мы встрѣчаемся съ соединеніемъ обѣихъ мыслей: реформу проводитъ величайшій мастеръ политическаго творчества; онъ видитъ ясно конечную цѣль впереди, но разумно сдерживаетъ рвущуюся къ демократіи массу и вводитъ сложную систему для поддержанія равновѣсія въ обществѣ и для смягченія крайнихъ теченій въ его средѣ: эта система опирается, главнымъ образомъ, на принципъ имущественнаго ценза.
У Аристотеля видно также, что изслѣдователи аѳинской старины колебались между Драконтомъ и Солономъ, когда надо было найти родоначальника идеи политическаго компромисса. Стараясь примирить разные взгляды, Аристотель впалъ въ противорѣчіе съ самимъ собою. Въ Политикѣ, теоретическомъ курсѣ государственнаго права, онъ говоритъ: «Драконтъ ввелъ только законы (разумѣются гражданскіе и уголовные) при сохраненіи прежняго политическаго строя» (πολιτεία δ'ύπαρχούση)[1]. Въ Аѳинской Политіи, очеркѣ конституціоннаго развитія общины, Аристотель подробно описываетъ введенный Драконтомъ сложный политическій строй. Кажется, мы можемъ добраться до источника того историческаго вымысла, которому Аристотель довѣрился въ послѣднемъ случаѣ. Передавая содержаніе Драконтовой конституціи, онъ говоритъ, что активныя права гражданства должны были достаться тѣмъ, кто вооружается гоплитомъ (латникомъ) на свой счетъ (τοῖς ὅπλα παρεχομένοις). Это выраженіе буквально напоминаетъ основное условіе умѣренной конституціи, введенной въ Аѳинахъ въ 411 году, послѣ низверженія олигархіи: въ народномъ собраніи участвуютъ лишь способные вооружиться гоплитами на свой счетъ[2]. Видимо, были публицисты-сторонники конституціи середины, которые желали доказать, что предлагаемый ими строй именно составлялъ отцовскій или дѣдовскій порядокъ (πάτριος νόμος или πάτριος πολιτεία), и потому приписали его легендарному Драконту. Составители политическаго миѳа о Драконтѣ не позаботились привести какія-либо историческія доказательства. Аристотель, слѣдовавшій имъ въ данномъ случаѣ, также ничего не могъ прибавить отъ себя[3].
Гораздо больше поработали аѳинскіе историки и политическіе писатели надъ обоснованіемъ роли Солона въ государственной жизни своей общины. Но такъ какъ въ законахъ Солона не было никакихъ политическихъ установленій, мысль изслѣдователя направлялась на живыя современныя учрежденія и пыталась изъ нихъ возсоздать прошлое. Идея конституціи ценза должна была получить особую популярность въ зажиточныхъ кругахъ Аѳинъ 60-хъ и 50-хъ годовъ IV вѣка, когда аѳинская демократія снова проявила воинственность и снова потерпѣла неудачу. Выписали вновь чрезвычайный военный налогъ, который долженъ былъ всей тяжестью лечь на богатыхъ. Заинтересованные въ дѣлѣ капиталисты составили неофиціальный союзъ и заполнили собой коллегію совѣта, уполномоченнаго произвести раскладку военнаго налога. Совѣтъ постарался ликвидировать войну и фактически сдѣлался правительствомъ новыхъ Аѳинъ, мучительно переживавшихъ превращеніе большой морской державы въ мирный кантонъ, для котораго всего вѣрнѣе нейтральность. Разрушать демократію было не нужно и даже трогать ея формы опасно. Но обойти ее и поставить надъ экклесіей фактически правящій совѣтъ капиталистовъ было вполнѣ возможно. Новымъ правителямъ очень хотѣлось увѣрить гражданство, что въ такомъ именно умѣренномъ видѣ господства ценза на широкой демократической основѣ состояло старинное отцовское устройство, введенное Солономъ.
Такъ, можетъ быть, возникла система цензовой конституціи въ ея цѣломъ и принципѣ. Что касается частностей, то уже здѣсь работала ученая догадка и выкладка, прицѣплявшаяся къ нѣкоторымъ существующимъ терминамъ и бытовымъ названіямъ. Слѣды разсужденіи ученыхъ изслѣдователей мы еще можемъ прочитать у Аристотеля.
Возникновеніе гипотезы о 4 классахъ. Дѣленіе на 4 класса и обозначеніе ихъ пентакосіомедимнами, всадниками, зевгитами и ѳетами мы встрѣчаемъ у Аристотеля впервые. Характеристика классовъ такова, что сразу чувствуется колебаніе и неувѣренность изслѣдователей. Аристотель приводитъ только одинъ фактъ въ подтвержденіе того, что право на должности было въ соотвѣтствіи съ имущественнымъ положеніемъ: кандидаты на должность казначея опредѣляются изъ класса пентакосіомедимновъ. Но на бѣду свою Аристотель ничѣмъ не могъ доказать, что пентакосіомедимны образуютъ именно высшій имуще-
- ↑ Арист. Политика II, 9 (12).
- ↑ Ѳук. VIII, 97.
- ↑ Проф. В. П. Бузескулъ въ Исторіи аѳинской демократіи 1909, стр. 44, повторяетъ свое мнѣніе, высказанное уже раньше (въ книгѣ объ Аѳинской политіи Аристотеля), именно, что глава о конституціи Драконта есть позднѣйшая вставка въ трактатъ Аристотеля и что т. о. самъ Аристотель не виноватъ въ противорѣчіи относительно дѣятельности Драконта.
