вассалом, а эмир священной Бухары почитал за счастье быть благодарнейшим соседом Белого царя. Жители присоединенных к России областей, мирно развиваясь и богатея под охраной русских законов, конечно, не согласились бы вернуться к ханским порядкам, когда ни имущество, ни самая жизнь каждого подданного не были гарантированы.
Но рядом с нашими владениями находилось еще независимое Кокандское ханство, правитель которого, Худояр-хан, был типичным азиатским деспотом — жестоким и корыстным. Народ его ненавидел; особенно враждебно относилось к нему сильное и воинственное племя кипчаков. Однако отношение его к России, силу и могущество которой хан понимал, было вполне корректно и даже покорно. Он нередко следовал советам генерал-губернатора, увещевавшего его смягчать жестокое управление. Изменить азиатскую натуру хана было, конечно, невозможно, но советы генерал-губернатора, несомненно, действовали, ибо десять лет Худояр благополучно ханствовал.
В описываемый период стали, однако, проникать слухи, что в Коканде не все благополучно, что против хана замышляются козни.
Генерал Кауфман, снабженный широкими полномочиями, дававшими ему право объявлять войну, если он признает это нужным, естественно, должен был следить за настроением соседних стран и их властителей. Чтобы точнее проверить носившиеся слухи, генерал-губернатор командировал в Коканд состоявшего при нем чиновника по дипломатической части Вейнберга, свободно говорившего на туземных наречиях. Одновременно имелось в виду ближе познакомиться и с кашгарским эмиром, бывшим под влиянием английских эмиссаров: Англия в это время была нашим злейшим врагом, загипнотизированная мыслью, что Россия замышляет идти на Индию. Необходимость урегулировать наши границы с Кашгаром дала гласный повод послать туда уполномоченного. Но скрытой целью было исследование настроения страны и определение ее военной силы. Эту задачу, требовавшую большой осторожности и наблюдательности, Кауфман возложил на полковника флигель-адъютанта Скобелева. Попутно ему же поручалось сделать некоторые съемки и в Коканде. Оба наши посла выехали вместе; к ним был прикомандирован живший в Ташкенте кокандский «посланник» Мирза-Хаким-парваначи. Громкое это звание до смешного не соответствовало ни личности, ни скромному положению кокандского парваначи; но Азия любит декорации. При посольстве следовал родственник хана юноша Абду-Керим, бежавший к нам от преследования его за участие в возмущении киргизов против Худояр-хана; последний просил его вер-
