разрешил вам ехать в Кашгар и взять с собою джигитов, но я советовал бы отстрочить ваш выезд на несколько дней, так как у нас в настоящее время на границе не совсем спокойно, появилось несколько караков[1], которые занимаются грабежами; я, конечно, не сомневаюсь, что вы благополучно проедете, но все-таки, желал бы, чтобы вы обождали». Скобелев с горячностью возразил: — «Это дело пустое; я уже собрался и готов к выезду, а потому не желаю медлить; спешу скорее выполнить возложенные на меня начальством поручения».
Атабек проводил нас до ворот, и мы возвратились к Мирзе-Хакиму, где нам были вручены подарки от хана: Скобелеву — несколько халатов, 2 оседланных лошади и мул[2], мне и Рудневу — халаты, конвойные же казаки, кроме халатов, одарены были деньгами. Мы тотчас же начали окончательно укладываться и на другой день собирались выехать.
Был у нас при посольстве туземный писец, Мирза-Махтум, взятый из Ташкента; он имел в Кокане много родных и знакомых; желая всех их навестить и повидать, Мирза-Махтум по вечерам обыкновенно отпрашивался и не ночевал в посольстве; возвращаясь из своих ночных экскурсий, он приносил в посольство разные городские, базарные толки и слухи, впрочем, довольно смутные; по городу носился слух, что где-то в ханстве происходят беспорядки, что куда-то хан ежедневно отправляет батальоны сарбазов[3] и пушки, но куда именно, неизвестно.
Утром в назначенный день нашего отъезда, 18 июля, Мирза-Махтум приходит и говорит мне, что ехать нам нельзя, потому что вся восточная сторона ханства объята восстанием; беспорядки начались в Учь-Кургане, куда был послан для усмирения бунтовщиков автобачи[4] с отрядом, но он изменил хану и, требуя одно за другим подкрепления, мало-помалу перетащил к себе все войска, с которыми находится теперь в Маргелане и скоро собирается идти на Кокан; у хана же войска почти не осталось и столицы защитить он не может.
Сведения, сообщенные Мирза-Махтумом, были весьма важны. Было еще рано; Скобелев и Вейнберг спали; когда они проснулись, я, в присутствии Вейнберга, доложил Скобелеву рассказ Махтума, но он отнесся к этому слегка и сказал: — «Это ничего, все-таки пойдем». Можно предполагать, что Скобелеву от Вейнберга, который ежедневно бывал во дворце, было известно то, что Махтум сообщал по смутным базарным слухам[5].
