показываетъ возможность подобнаго торгашества печатнымъ словомъ.
Есть, впрочемъ, много основаній думать, что такое торгашество существуетъ у насъ не только въ возможности, но и на самомъ дѣлѣ, и не только въ мелочахъ, но также въ дѣлахъ и вопросахъ общественныхъ и государственныхъ большаго размѣра. На нашей памяти раздавались обвиненія русскихъ газетъ даже въ международной, такъ сказать, продажности, по міровымъ вопросамъ внѣшней политики, гдѣ подкупъ совершался будто бы ни кѣмъ нибудь, а цѣлыми «великими» державами… Нужно и то замѣтить, что категорическія обвиненія съ поличнымъ въ этомъ темномъ дѣлѣ почти немыслимы, такъ какъ продажные органы торгуютъ, разумѣется, съ соблюденіемъ всѣхъ требованій внѣшняго приличія и кабинетной тайны, а не обращаются вѣдь къ нотаріусамъ для заключенія своихъ нечистыхъ сдѣлокъ.
Допустивъ существованіе подкупа газетъ въ той или другой формѣ, необходимо и логически-послѣдовательно заключить о возможности такихъ случаевъ, гдѣ разлакомившаяся по этой части редакція станетъ, ради полученія мзды, прибѣгать къ болѣе или менѣе косвеннымъ ея вымогательствамъ, т. е., къ шантажу. Практика литературнаго шантажа выработала по этой части множество остроумнѣйшихъ аллегорій, оборотовъ и пріемовъ, притомъ такихъ, что подъ нихъ комаръ носа не подточитъ, по крайней мѣрѣ, для опредѣленнаго юридическаго обвиненія. Напримѣръ, что̀, казалось бы, можетъ быть невиннѣе молчанія? — А между тѣмъ, на журнальномъ рынкѣ извѣстная пословица, что «молчаніе — золото», оказывается въ нерѣдкихъ случаяхъ убѣдительнѣйшей истиной не только въ метафорическомъ, но и въ буквальномъ смыслѣ, выражающемся краснорѣчивымъ звономъ металла. Молчаніе въ устахъ опытнаго и находчиваго газетчика — волшебное средство, искуснымъ утилизированіемъ котораго можно изыскивать себѣ обильное повседневное пропитаніе и составить счастье всей жизни. Это — въ своемъ родѣ, философскій камень, вотще отыскиваемый алхимиками и вполнѣ найденный фабрикантами прессы: изъ абсолютнаго ничего ковать золото!
Газетное молчаніе — орудіе многогранное и по всѣмъ гранямъ равномѣрно острое и дѣйствительное. Практикуется оно, вопервыхъ,
показывает возможность подобного торгашества печатным словом.
Есть, впрочем, много оснований думать, что такое торгашество существует у нас не только в возможности, но и на самом деле, и не только в мелочах, но также в делах и вопросах общественных и государственных большого размера. На нашей памяти раздавались обвинения русских газет даже в международной, так сказать, продажности, по мировым вопросам внешней политики, где подкуп совершался будто бы не кем-нибудь, а целыми «великими» державами… Нужно и то заметить, что категорические обвинения с поличным в этом темном деле почти немыслимы, так как продажные органы торгуют, разумеется, с соблюдением всех требований внешнего приличия и кабинетной тайны, а не обращаются ведь к нотариусам для заключения своих нечистых сделок.
Допустив существование подкупа газет в той или другой форме, необходимо и логически последовательно заключить о возможности таких случаев, где разлакомившаяся по этой части редакция станет, ради получения мзды, прибегать к более или менее косвенным её вымогательствам, т. е., к шантажу. Практика литературного шантажа выработала по этой части множество остроумнейших аллегорий, оборотов и приемов, притом таких, что под них комар носа не подточит, по крайней мере, для определенного юридического обвинения. Например, что, казалось бы, может быть невиннее молчания? — А между тем, на журнальном рынке известная пословица, что «молчание — золото», оказывается в нередких случаях убедительнейшей истиной не только в метафорическом, но и в буквальном смысле, выражающемся красноречивым звоном металла. Молчание в устах опытного и находчивого газетчика — волшебное средство, искусным утилизированием которого можно изыскивать себе обильное повседневное пропитание и составить счастье всей жизни. Это — в своем роде, философский камень, вотще отыскиваемый алхимиками и вполне найденный фабрикантами прессы: из абсолютного ничего ковать золото!
Газетное молчание — орудие многогранное и по всем граням равномерно острое и действительное. Практикуется оно, во-первых,
