ничего настолько святаго, чего бы онъ не продалъ за хорошую построчную плату.
Трудно прослѣдить, какъ происходятъ въ нравственномъ мірѣ подобныя смѣны господства добра господствомъ зла; но достовѣрно, что такъ какъ большинство людей слѣплены далеко не изъ благородной глины и, въ массѣ, представляютъ собою, по инертности индивидуальной мысли и воли, стадную стихію, то поэтому они и подчиняются нравственно тому измѣнчивому, преобладающему въ данную минуту, общественному настроенію, которое составляетъ какъ бы своего рода моральную атмосферу каждой эпохи и исторически характеризуетъ ее. Собственно, вся исторія человѣческой общественности заключается то въ пониженіи, то въ повышеніи этой духовной атмосферы на барометрѣ истины, и — въ этомъ, въ сущности, весь смыслъ ея. Дюжинные люди, стадные характеры оказываются всегда очень чуткими, по инстинкту, къ перемѣнамъ этой атмосферы и, руководимые мелкимъ эгоистическимъ чувствомъ самосохраненія, съ хамелеоновской воспріимчивостью, легко и быстро перекрашиваются подъ ея цвѣтъ, послушно идутъ по ея теченію и рабски подчиняются ея духу въ своемъ образѣ мыслей и въ своемъ нравственномъ поведеніи. Оттого очень часто одни и тѣ же индивидуумы, смотря по господствующему настроенію въ данномъ обществѣ, въ сферѣ его духовной жизни, фигурируютъ то въ рядахъ ревнителей прогресса и гражданской доблести, то вдругъ перебѣгаютъ въ противоположный лагерь мрака и безправія, и — обратно. Мизантропы увѣряютъ, что большинство такъ называемыхъ «честныхъ» людей потому только честны, что имъ не представлялось удобнаго случая сдѣлаться подлыми, — мысль не въ такой степени парадоксальная, какъ это могло бы казаться съ перваго взгляда. Во всякомъ случаѣ несомнѣнно, что множество людей, въ дѣлѣ поведенія и умственнаго «направленія», дѣлаются прямыми или кривыми, идутъ по пути добродѣтели или разнуздываются въ нравственномъ смыслѣ не столько по личному выбору и по внушеніямъ собственной воли, сколько по стадному инстинкту, приспособляющемуся къ условіямъ окружающей среды, къ ея, какъ мы сказали, духовной атмосферѣ.
Такимъ же образомъ, и въ смутныя, глухія времена литературы, когда падаетъ ея руководящее значеніе, ея тонъ и ея интел-
ничего настолько святого, чего бы он не продал за хорошую построчную плату.
Трудно проследить, как происходят в нравственном мире подобные смены господства добра господством зла; но достоверно, что так как большинство людей слеплены далеко не из благородной глины и, в массе, представляют собою, по инертности индивидуальной мысли и воли, стадную стихию, то поэтому они и подчиняются нравственно тому изменчивому, преобладающему в данную минуту, общественному настроению, которое составляет как бы своего рода моральную атмосферу каждой эпохи и исторически характеризует её. Собственно, вся история человеческой общественности заключается то в понижении, то в повышении этой духовной атмосферы на барометре истины, и — в этом, в сущности, весь смысл её. Дюжинные люди, стадные характеры оказываются всегда очень чуткими, по инстинкту, к переменам этой атмосферы и, руководимые мелким эгоистическим чувством самосохранения, с хамелеоновской восприимчивостью, легко и быстро перекрашиваются под её цвет, послушно идут по её течению и рабски подчиняются её духу в своем образе мыслей и в своем нравственном поведении. Оттого очень часто одни и те же индивидуумы, смотря по господствующему настроению в данном обществе, в сфере его духовной жизни, фигурируют то в рядах ревнителей прогресса и гражданской доблести, то вдруг перебегают в противоположный лагерь мрака и бесправия, и — обратно. Мизантропы уверяют, что большинство так называемых «честных» людей потому только честны, что им не представлялось удобного случая сделаться подлыми, — мысль не в такой степени парадоксальная, как это могло бы казаться с первого взгляда. Во всяком случае несомненно, что множество людей, в деле поведения и умственного «направления», делаются прямыми или кривыми, идут по пути добродетели или разнуздываются в нравственном смысле не столько по личному выбору и по внушениям собственной воли, сколько по стадному инстинкту, приспособляющемуся к условиям окружающей среды, к её, как мы сказали, духовной атмосфере.
Таким же образом, и в смутные, глухие времена литературы, когда падает её руководящее значение, её тон и её интел-
