матеріализмѣ, въ грабительскомъ стяжаніи и распутномъ сластолюбіи,—оно же необыкновенно изобилуетъ и яркими проявленіями нравственно-очистительной реакціи, подвижническаго протеста противъ зла чужеядства, насилія и расточительнаго эпикурейства. Рядомъ съ картинами безграничнаго, алчнаго хищенія и «безбожнаго пира» мы видимъ примѣры убѣжденнаго ригоризма и дѣятельнаго самопожертвованія на общее народное благо; рядомъ съ сибаритствующими безъ зазрѣнія совѣсти живоглотами мы встрѣчаемъ праведниковъ, отрекшихся отъ корысти и мірской «прелести» для труда и подвига.
Положимъ, живоглоты и сибариты господствуютъ и торжествуютъ, но ужь едва-ли съ тою невозмутимостью, съ какою жили и наслаждались предшествовавшія ихъ поколѣнія. Внѣшній просторъ для нихъ остался тотъ же, даже теперь стало какъ бы посвободнѣе наживаться и безпутствовать, вслѣдствіе ослабленія старыхъ сдержекъ, дисциплинировавшихъ прежде личное поведеніе, но внутренно современный хищникъ и «пѣнкосниматель» не можетъ уже не сознавать своей подлости и дрянности. Цѣльность и непосредственность чужеяднаго міровоззрѣнія, опиравшагося на сомнительныхъ правахъ (въ родѣ крѣпостнаго) и тѣмъ узаконивавшаго разгульно-хищническое бытіе баловней фортуны, нынѣ окончательно подломаны и низвергнуты принципіально въ самыхъ даже каменныхъ головахъ. Въ самыя упругія головы, въ самыя заскорузлыя души закрался ядъ сомнѣнія въ правотѣ расточительнаго существованія на чужой счетъ. Мы говоримъ, впрочемъ, только объ интеллигенціи, пережившей за послѣднюю четверть столѣтія столько искреннихъ минутъ покаянія, самообличенія, порыванія къ труду и жертвъ на пользу народа! Что касается выросшей на развалинахъ барства новой ужасной орды живоглотовъ, въ лицѣ безчисленныхъ Разуваевыхъ и Колупаевыхъ, Ицкенсоновъ и «курляндцевъ», по термину одного мужичка у Г. Успенскаго, то, конечно, ни стыдъ, ни сомнѣніе не смущаютъ этихъ не тронутыхъ рефлексіей представителей плотоядной зоологіи. Они—особая статья.
Но если интеллигенцію, какъ говорится, «совѣсть зазрила», если самая совѣсть современнаго русскаго человѣка стала взыскательнѣе и чутче, говоря вообще, то слишкомъ мы плохо воспитаны,
материализме, в грабительском стяжании и распутном сластолюбии, — оно же необыкновенно изобилует и яркими проявлениями нравственно-очистительной реакции, подвижнического протеста против зла чужеядства, насилия и расточительного эпикурейства. Рядом с картинами безграничного, алчного хищения и «безбожного пира» мы видим примеры убежденного ригоризма и деятельного самопожертвования на общее народное благо; рядом с сибаритствующими без зазрения совести живоглотами мы встречаем праведников, отрекшихся от корысти и мирской «прелести» для труда и подвига.
Положим, живоглоты и сибариты господствуют и торжествуют, но уж едва ли с тою невозмутимостью, с какою жили и наслаждались предшествовавшие их поколения. Внешний простор для них остался тот же, даже теперь стало как бы посвободнее наживаться и беспутствовать, вследствие ослабления старых сдержек, дисциплинировавших прежде личное поведение, но внутренне современный хищник и «пенкосниматель» не может уже не сознавать своей подлости и дрянности. Цельность и непосредственность чужеядного мировоззрения, опиравшегося на сомнительных правах (вроде крепостного) и тем узаконивавшего разгульно-хищническое бытие баловней фортуны, ныне окончательно подломаны и низвергнуты принципиально в самых даже каменных головах. В самые упругие головы, в самые заскорузлые души закрался яд сомнения в правоте расточительного существования на чужой счет. Мы говорим, впрочем, только об интеллигенции, пережившей за последнюю четверть столетия столько искренних минут покаяния, самообличения, порывания к труду и жертв на пользу народа! Что касается выросшей на развалинах барства новой ужасной орды живоглотов, в лице бесчисленных Разуваевых и Колупаевых, Ицкенсонов и «курляндцев», по термину одного мужичка у Г. Успенского, то, конечно, ни стыд, ни сомнение не смущают этих не тронутых рефлексией представителей плотоядной зоологии. Они — особая статья.
Но если интеллигенцию, как говорится, «совесть зазрила», если самая совесть современного русского человека стала взыскательнее и чутче, говоря вообще, то слишком мы плохо воспитаны,
