порядочности; другой—какъ органическій порокъ и, въ нерѣдкихъ случаяхъ, прямо какъ болѣзнь психіатрическаго порядка. Здѣсь, конечно, не мѣсто вдаваться въ паталогическій анализъ пьянства, но необходимо помнить его существенныя, съ этой точки зрѣнія, категоріи. Это различіе часто забывается и, при господствующемъ въ нашемъ обществѣ легкомъ, снисходительномъ взглядѣ на пьянство, нерѣдки случаи, что форменные закоренѣлые алкоголисты, положительно нуждающіеся въ опекѣ и въ систематическомъ лѣченіи, люди съ помраченнымъ разсудкомъ и парализованной волею, остаются по цѣлымъ годамъ на своихъ, иногда очень видныхъ, отвѣтственныхъ служебныхъ мѣстахъ и полными хозяевами судьбы своей и своихъ семействъ. Изъ-за этого происходятъ иногда вопіющія послѣдствія, гибельныя и для самихъ больныхъ, предоставленныхъ собственному произволу, и для зависящихъ отъ нихъ личностей и интересовъ.
Русское національное правило: «пей, да дѣло разумѣй!»—понимается и толкуется въ нерѣдкихъ случаяхъ очень поверхностно и растяжимо. Если человѣкъ держится на ногахъ, въ положенный срокъ исполняетъ механику своей службы или инаго занятія, соблюдаетъ внѣшній чинъ своего общественнаго и семейнаго положенія, не выходитъ вообще изъ границъ наружной добропорядочности, обусловленной требованіями полицейскаго благочинія и свѣтскаго приличія, то, хотя бы въ его бытіи не оставалось ни одной минуты трезваго состоянія,—никто и ни откуда не возбудитъ вопроса о степени правоспособности пропойцы, о существѣ его «разумѣнія»—достаточно ли оно ясно и толково,—и даже объ его здоровьѣ. Всѣ станутъ заочно говорить, что онъ пьетъ, пьетъ «мертвую», станутъ судачить, жалѣть или осмѣивать, но коль скоро человѣкъ пьетъ не на людяхъ, келейно, прилично, и умѣетъ дѣлать себѣ во-время «туалетъ трезвости», никого, впрочемъ, имъ не обманывая, губить себя и другихъ, разоряться, портить вѣдаемое имъ, будь даже важное общественное дѣло,—препятствій почти не встрѣтится. Бываетъ часто, что даже явно обезумѣвшіе алкоголисты, совершающіе и у себя дома, и въ публикѣ, и на поприщѣ своей общественной дѣятельности пьяныя нелѣпости, безобразія и насилія, пользуются снисходительной со всѣхъ сторонъ терпимостью въ обладаніи своей властью, своими правами
порядочности; другой — как органический порок и, в нередких случаях, прямо как болезнь психиатрического порядка. Здесь, конечно, не место вдаваться в паталогический анализ пьянства, но необходимо помнить его существенные, с этой точки зрения, категории. Это различие часто забывается и, при господствующем в нашем обществе легком, снисходительном взгляде на пьянство, нередки случаи, что форменные закоренелые алкоголисты, положительно нуждающиеся в опеке и в систематическом лечении, люди с помраченным рассудком и парализованной волею, остаются по целым годам на своих, иногда очень видных, ответственных служебных местах и полными хозяевами судьбы своей и своих семейств. Из-за этого происходят иногда вопиющие последствия, гибельные и для самих больных, предоставленных собственному произволу, и для зависящих от них личностей и интересов.
Русское национальное правило: «пей, да дело разумей!» — понимается и толкуется в нередких случаях очень поверхностно и растяжимо. Если человек держится на ногах, в положенный срок исполняет механику своей службы или иного занятия, соблюдает внешний чин своего общественного и семейного положения, не выходит вообще из границ наружной добропорядочности, обусловленной требованиями полицейского благочиния и светского приличия, то, хотя бы в его бытии не оставалось ни одной минуты трезвого состояния, — никто и ниоткуда не возбудит вопроса о степени правоспособности пропойцы, о существе его «разумения» — достаточно ли оно ясно и толково, — и даже о его здоровье. Все станут заочно говорить, что он пьет, пьет «мертвую», станут судачить, жалеть или осмеивать, но коль скоро человек пьет не на людях, келейно, прилично, и умеет делать себе вовремя «туалет трезвости», никого, впрочем, им не обманывая, губить себя и других, разоряться, портить ведаемое им, будь даже важное общественное дело, — препятствий почти не встретится. Бывает часто, что даже явно обезумевшие алкоголисты, совершающие и у себя дома, и в публике, и на поприще своей общественной деятельности пьяные нелепости, безобразия и насилия, пользуются снисходительной со всех сторон терпимостью в обладании своей властью, своими правами
