вадка эта очень характеристическая и могла явиться только въ такой средѣ, гдѣ личность человѣческая вѣками принижалась и забивалась рабствомъ и произволомъ всякаго сорта.
Между тѣмъ, эти-то шатающіяся по улицамъ, въ пьяномъ образѣ, фигуры обыкновенно принимаются, на поверхностный взглядъ, за жестокихъ, закоренѣлыхъ пропойцъ и, по нимъ, по ихъ виду и числу, составляется наглядное представленіе о народномъ пьянствѣ, какъ въ качественномъ, такъ и въ количественномъ отношеніяхъ. Дальше этого не идутъ наблюденія «свѣдущихъ людей». Въ дѣйствительности же, такая справка лишена всякой основательности, какъ результатъ своего рода оптическаго обмана.
Начать съ того, что среди этихъ шатающихся въ зазорномъ видѣ гулякъ очень рѣдко встрѣчается настоящій, заправскій пьянчуга. На это указываетъ уже самое ихъ состояніе—неумѣнье остановиться на роковой, съ ногъ сшибающей чаркѣ, соблюсти себя и охранить отъ позора и всѣхъ непріятныхъ послѣдствій «безчувственности» на улицѣ. Опытный, впившійся пропойца никогда не доходитъ до такихъ крайностей, до такого «безумія». Онъ постоянно пьянъ, но—«въ препорцію», онъ пьетъ очень много, но—съ чувствомъ, толкомъ и разстановкой. Положительно, такіе спеціалисты составляютъ исключенье среди городскаго рабочаго населенія. Да и какой ужь изъ него рабочій, когда онъ постоянно «мокрый» и изображаетъ изъ себя какого-то ходячаго паралитика? Его никуда не пустятъ, ни на какую работу, и отовсюду станутъ гнать. Такихъ, совсѣмъ уже неисправимыхъ, потерянныхъ пьянчужекъ въ Петербургѣ много, но только не въ производящей промышленно-рабочей средѣ, а въ ея отбросѣ, комплектующемъ ряды «неблагонадежнаго» класса нищихъ, бродягъ, воришекъ и иныхъ разновидностей трущобной зоологіи. Есть ихъ немало и въ культурныхъ, болѣе или менѣе достаточныхъ слояхъ, но объ этихъ—послѣ.
Можно сказать опредѣлительно, что рабочіе и всякій иной дѣятельный промышленный людъ, въ массѣ, только по праздникамъ и пьютъ, т. е., точнѣе, «запиваютъ», потому что «пить не умѣютъ», а, дорвавшись до хмѣльнаго зелья, кончаютъ безмѣрнымъ опьяненіемъ со всѣми его безобразными послѣдствіями. Русскій простой человѣкъ, «празднику радъ» и инымъ путемъ, кромѣ бражничества и загула, христіанской радости своей проявить не угораздился,
вадка эта очень характеристическая и могла явиться только в такой среде, где личность человеческая веками принижалась и забивалась рабством и произволом всякого сорта.
Между тем, эти-то шатающиеся по улицам, в пьяном образе, фигуры обыкновенно принимаются, на поверхностный взгляд, за жестоких, закоренелых пропойц и, по ним, по их виду и числу, составляется наглядное представление о народном пьянстве, как в качественном, так и в количественном отношениях. Дальше этого не идут наблюдения «сведущих людей». В действительности же, такая справка лишена всякой основательности, как результат своего рода оптического обмана.
Начать с того, что среди этих шатающихся в зазорном виде гуляк очень редко встречается настоящий, заправский пьянчуга. На это указывает уже самое их состояние — неумение остановиться на роковой, с ног сшибающей чарке, соблюсти себя и охранить от позора и всех неприятных последствий «бесчувственности» на улице. Опытный, впившийся пропойца никогда не доходит до таких крайностей, до такого «безумия». Он постоянно пьян, но — «в пропорцию», он пьет очень много, но — с чувством, толком и расстановкой. Положительно, такие специалисты составляют исключение среди городского рабочего населения. Да и какой уж из него рабочий, когда он постоянно «мокрый» и изображает из себя какого-то ходячего паралитика? Его никуда не пустят, ни на какую работу, и отовсюду станут гнать. Таких, совсем уже неисправимых, потерянных пьянчужек в Петербурге много, но только не в производящей промышленно-рабочей среде, а в её отбросе, комплектующем ряды «неблагонадежного» класса нищих, бродяг, воришек и иных разновидностей трущобной зоологии. Есть их немало и в культурных, более или менее достаточных слоях, но об этих — после.
Можно сказать определительно, что рабочие и всякий иной деятельный промышленный люд, в массе, только по праздникам и пьют, т. е., точнее, «запивают», потому что «пить не умеют», а, дорвавшись до хмельного зелья, кончают безмерным опьянением со всеми его безобразными последствиями. Русский простой человек, «празднику рад» и иным путем, кроме бражничества и загула, христианской радости своей проявить не угораздился,
