жимъ, фальшивый, искусственный, съ тяжелымъ похмѣльемъ,—но простой человѣкъ, измаянный, утомленный и отупѣвшій отъ фабричной каторги, не станетъ вдаваться въ анализъ и разбирать—добро или худо сдѣлаетъ онъ для себя, окунувшись въ этотъ разставленный на его пути омутъ, который съ такой гостепріимной наглостью хватаетъ его за полы изъ каждой двери, соблазнительно манитъ со стѣнъ пышно-расписанными вывѣсками, канальски мигаетъ ему изъ оконъ, сладко шепчетъ изъ каждой щели о блаженствѣ разгула и забытья?… А тутъ товарищи-собутыльники, зазнобы «душеньки» или расхожія уличныя сирены, обыкновенно во множествѣ бродящія въ такихъ мѣстностяхъ и усердно, насчетъ увлекаемыхъ ими рабочихъ, поддерживающія комерцію кабаковъ и трактировъ, нерѣдко по заранѣе слаженному уговору съ кабатчиками. Какъ тутъ устоять и не запутаться въ этой сѣти искушеній, подзадориваній и огульной взаимной поблажки всей окружающей среды?
Устоять тѣмъ труднѣе, что русскій человѣкъ вообще податливъ, слабохарактеренъ по натурѣ и плохо воспитанъ въ нравственныхъ правилахъ, а русскій простолюдинъ, кромѣ того, вслѣдствіе своей некультурности, очень терпимъ и снисходителенъ къ «пьяному образу» на людахъ и не очень стыдится его въ самомъ себѣ. Напиться «мертвецки» и въ такомъ безобразномъ состояніи выйти «гулять» на улицу, чертить по ней «мыслете» и, въ заключеніе, лечь костьми гдѣ нибудь подъ заборомъ съ тѣмъ, чтобы вытрезвиться въ «кутузкѣ» на попеченіи блюстительнаго начальства,—перспектива самая обычная и ровно ничего позорнаго въ себѣ не заключающая въ глазахъ большинства «мужичковъ». Погулялъ человѣкъ, выпилъ лишнее—что̀ за грѣхъ! У молодыхъ парней, только что начинающихъ запивать, въ этомъ заключается даже особенный «форсъ», щегольство, какъ это не разъ случалось намъ не безъ удивленія наблюдать. Бываетъ, что человѣкъ совсѣмъ ужь не въ такой мѣрѣ пьянъ, чтобы шататься и безобразничать, а между тѣмъ плететъ ногами въ растерзанномъ видѣ, оретъ не своимъ голосомъ, задѣваетъ прохожихъ, валится въ грязь, и все это для того, чтобы похвастать, какъ-де добрый молодецъ урѣзалъ хватски, «погулялъ», отличился на всю улицу… Это своего рода хлестаковщина, художественная игра въ молодецкую удаль, въ «пьяную дурость», въ фанфаронскій «куражъ». По-
жим, фальшивый, искусственный, с тяжелым похмельем, — но простой человек, измаянный, утомленный и отупевший от фабричной каторги, не станет вдаваться в анализ и разбирать — добро или худо сделает он для себя, окунувшись в этот расставленный на его пути омут, который с такой гостеприимной наглостью хватает его за полы из каждой двери, соблазнительно манит со стен пышно расписанными вывесками, канальски мигает ему из окон, сладко шепчет из каждой щели о блаженстве разгула и забытья?… А тут товарищи-собутыльники, зазнобы «душеньки» или расхожие уличные сирены, обыкновенно во множестве бродящие в таких местностях и усердно, насчет увлекаемых ими рабочих, поддерживающие коммерцию кабаков и трактиров, нередко по заранее слаженному уговору с кабатчиками. Как тут устоять и не запутаться в этой сети искушений, подзадориваний и огульной взаимной поблажки всей окружающей среды?
Устоять тем труднее, что русский человек вообще податлив, слабохарактерен по натуре и плохо воспитан в нравственных правилах, а русский простолюдин, кроме того, вследствие своей некультурности, очень терпим и снисходителен к «пьяному образу» на людях и не очень стыдится его в самом себе. Напиться «мертвецки» и в таком безобразном состоянии выйти «гулять» на улицу, чертить по ней «мыслете» и, в заключение, лечь костьми где-нибудь под забором с тем, чтобы вытрезвиться в «кутузке» на попечении блюстительного начальства, — перспектива самая обычная и ровно ничего позорного в себе не заключающая в глазах большинства «мужичков». Погулял человек, выпил лишнее — что за грех! У молодых парней, только что начинающих запивать, в этом заключается даже особенный «форс», щегольство, как это не раз случалось нам не без удивления наблюдать. Бывает, что человек совсем уж не в такой мере пьян, чтобы шататься и безобразничать, а между тем плетет ногами в растерзанном виде, орет не своим голосом, задевает прохожих, валится в грязь, и всё это для того, чтобы похвастать, как-де добрый молодец урезал хватски, «погулял», отличился на всю улицу… Это своего рода хлестаковщина, художественная игра в молодецкую удаль, в «пьяную дурость», в фанфаронский «кураж». По-
