Нужно войти въ этотъ—снаружи элегантный и прихотливый—мірокъ куртизанскаго шалопайства и суетнаго безпутства, чтобы постичь, до какого иногда первобытнаго канибальства въ сношеніяхъ половъ могутъ доходить современные культурные люди, «сливки» общества. И, пожалуй, чистокровный канибалъ гораздо нравственнѣе и натуральнѣе въ своемъ животномъ цинизмѣ: въ немъ есть хоть темпераментъ, его плотоядный инстинктъ возбуждается эротическимъ пароксизмомъ здоровой крови, а здѣсь ни искры поэзіи и даже физической страсти—одна худосочная, искусственная похотливость, взвинчиваемая разными наркотиками, одинъ холодный, вялый развратъ для разврата!… Люди сходятся до послѣднихъ границъ короткости безъ малѣйшаго взаимнаго влеченія; въ холодныя объятія другъ друга ихъ толкаютъ просто—деньги, вино, мода, наконецъ, механическая случайность и всего рѣже—чувство красоты. Женщины, какъ личности, тутъ нѣтъ и слѣда,—въ спросѣ и въ цѣнѣ одинъ ея, такъ сказать, внѣшній футляръ, въ пикантно-безстыдной отдѣлкѣ и обстановкѣ. Съ своей стороны, и женщина этой среды ни во что не цѣнитъ личность мужчины, какъ съ внутренней, такъ и съ внѣшней стороны, и отдается съ полнымъ безразличіемъ всякому, кто въ состояніи заплатить за ея экипажъ, за ея обѣдъ и т. д., включительно до ея издержекъ на Альфонса.
Альфонсъ тутъ неизбѣженъ и является вполнѣ естественнымъ дополненіемъ семейнаго очага содержанки. По разсчету, безъ всякаго увлеченія, а иногда съ отвращеніемъ отдаваясь за деньги богатому содержателю и, конечно, не связываясь съ нимъ внутренно никакимъ долгомъ вѣрности, она ставить ему рога, не стѣсняясь, при первой оказіи. Бываетъ, что она куртизанитъ со многими, въ раздробь, но чаще—заводитъ одного интимнаго любовника и иногда рабски ему предается. Все-же она женщина и должна же она такъ или иначе излить на комъ нибудь то любвеобиліе, которымъ полно каждое молодое женское сердце. Для падшей, продажной женщины въ этой тайной привязанности по сердцу, по страсти,—отрада и поэзія жизни, тѣмъ болѣе обаятельныя, чѣмъ яснѣе и чутче сознаетъ она испорченность и безнравственность своего существованія. Впрочемъ, въ этихъ романахъ современныхъ Нана̀ очень трудно разобрать, гдѣ въ нихъ начинается
Нужно войти в этот — снаружи элегантный и прихотливый — мирок куртизанского шалопайства и суетного беспутства, чтобы постичь, до какого иногда первобытного каннибальства в сношениях полов могут доходить современные культурные люди, «сливки» общества. И, пожалуй, чистокровный каннибал гораздо нравственнее и натуральнее в своем животном цинизме: в нём есть хоть темперамент, его плотоядный инстинкт возбуждается эротическим пароксизмом здоровой крови, а здесь ни искры поэзии и даже физической страсти — одна худосочная, искусственная похотливость, взвинчиваемая разными наркотиками, один холодный, вялый разврат для разврата!… Люди сходятся до последних границ короткости без малейшего взаимного влечения; в холодные объятия друг друга их толкают просто — деньги, вино, мода, наконец, механическая случайность и всего реже — чувство красоты. Женщины, как личности, тут нет и следа, — в спросе и в цене один её, так сказать, внешний футляр, в пикантно бесстыдной отделке и обстановке. С своей стороны, и женщина этой среды ни во что не ценит личность мужчины, как с внутренней, так и с внешней стороны, и отдается с полным безразличием всякому, кто в состоянии заплатить за её экипаж, за её обед и т. д., включительно до её издержек на Альфонса.
Альфонс тут неизбежен и является вполне естественным дополнением семейного очага содержанки. По расчету, без всякого увлечения, а иногда с отвращением отдаваясь за деньги богатому содержателю и, конечно, не связываясь с ним внутренне никаким долгом верности, она ставить ему рога, не стесняясь, при первой оказии. Бывает, что она куртизанит со многими, в раздробь, но чаще — заводит одного интимного любовника и иногда рабски ему предается. Всё же она женщина и должна же она так или иначе излить на ком-нибудь то любвеобилие, которым полно каждое молодое женское сердце. Для падшей, продажной женщины в этой тайной привязанности по сердцу, по страсти, — отрада и поэзия жизни, тем более обаятельные, чем яснее и чутче сознает она испорченность и безнравственность своего существования. Впрочем, в этих романах современных Нана́ очень трудно разобрать, где в них начинается
