семейнымъ деспотизмомъ, какъ необходимымъ цементомъ семьи и ручательствомъ ея добронравія. Несравненно поучительнѣе для насъ и возмутительнѣе, что и среди интеллигентныхъ родителей попадаются такіе свирѣпые деспоты, жестокость которыхъ переходитъ иногда всякія границы и вопіетъ къ общественной совѣсти о возмездіи и укрощеніи.
Вѣроятно, въ Петербургѣ многіе еще помнятъ происходившій лѣтъ десять тому назадъ соблазнительный процессъ, по обвиненію одного извѣстнаго богача-банкира (Кроненберга) въ истязаніи своей малолѣтней дочери. Обвиняемый былъ человѣкъ вполнѣ интеллигентный, съ высшимъ университетскимъ образованіемъ, обращавшійся въ свѣтскомъ обществѣ—словомъ, европеецъ въ полномъ смыслѣ слова. И вотъ этотъ-то джентльменъ былъ изобличенъ въ самой безжалостной, варварской жестокости со своимъ ребенкомъ. Живя на дачѣ, онъ непрерывно билъ и дралъ несчастную дѣвочку съ такой яростью, что ея крики и стоны вынудили, наконецъ, полицію вмѣшаться въ дѣло. При освидѣтельствованіи маленькой мученицы, вся нижняя часть ея тѣльца оказалась сине-багроваго цвѣта, изборожденная рубцами съ кровавыми подтеками; такіе-же знаки (по врачебно-полицейскому протоколу), «тяжкихъ поврежденій, выходившихъ изъ ряда обыкновенныхъ домашнихъ исправленій», были найдены также на животѣ, на груди, на рукахъ и на лицѣ ребенка. Свидѣтели показали, что отецъ билъ нерѣдко свою дѣвочку кулаками по лицу, послѣдствіемъ чего являлось кровотеченіе изъ носа, синяки и опухоли. Обыкновенно-же истязаніе производилось розгами, которыя были представлены суду и о которыхъ сама потерпѣвшая съ дѣтской наивностью заявила судьямъ:
— Папа говорилъ,—сказала она,—что это самыя превосходныя розги, и когда «мамаша» (сторонняя ребенку, Дульцинея подсудимаго) просила папу отломить большой сучокъ отъ розги, то папа этого не сдѣлалъ и сказалъ, что сучокъ придаетъ розгѣ больше силы и что она оттого не выскользнетъ изъ рукъ…
На столѣ «вещественныхъ доказательствъ», дѣйствительно, лежало нѣчто вполнѣ превосходное въ своемъ родѣ. Это былъ пучокъ, связанный изъ девяти толстыхъ рябиновыхъ вѣтвей съ обтрепанными отъ употребленія концами, на который нервные люди смотрѣли съ содроганіемъ и который эксперты назвали не розгами,
семейным деспотизмом, как необходимым цементом семьи и ручательством её добронравия. Несравненно поучительнее для нас и возмутительнее, что и среди интеллигентных родителей попадаются такие свирепые деспоты, жестокость которых переходит иногда всякие границы и вопиет к общественной совести о возмездии и укрощении.
Вероятно, в Петербурге многие еще помнят происходивший лет десять тому назад соблазнительный процесс, по обвинению одного известного богача-банкира (Кроненберга) в истязании своей малолетней дочери. Обвиняемый был человек вполне интеллигентный, с высшим университетским образованием, обращавшийся в светском обществе — словом, европеец в полном смысле слова. И вот этот-то джентльмен был изобличен в самой безжалостной, варварской жестокости со своим ребенком. Живя на даче, он непрерывно бил и драл несчастную девочку с такой яростью, что её крики и стоны вынудили, наконец, полицию вмешаться в дело. При освидетельствовании маленькой мученицы, вся нижняя часть её тельца оказалась сине-багрового цвета, изборожденная рубцами с кровавыми подтеками; такие же знаки (по врачебно-полицейскому протоколу), «тяжких повреждений, выходивших из ряда обыкновенных домашних исправлений», были найдены также на животе, на груди, на руках и на лице ребенка. Свидетели показали, что отец бил нередко свою девочку кулаками по лицу, последствием чего являлось кровотечение из носа, синяки и опухоли. Обыкновенно же истязание производилось розгами, которые были представлены суду и о которых сама потерпевшая с детской наивностью заявила судьям:
— Папа говорил, — сказала она, — что это самые превосходные розги, и когда «мамаша» (сторонняя ребенку, Дульцинея подсудимого) просила папу отломить большой сучок от розги, то папа этого не сделал и сказал, что сучок придает розге больше силы и что она оттого не выскользнет из рук…
На столе «вещественных доказательств», действительно, лежало нечто вполне превосходное в своем роде. Это был пучок, связанный из девяти толстых рябиновых ветвей с обтрепанными от употребления концами, на который нервные люди смотрели с содроганием и который эксперты назвали не розгами,