сколько лѣтъ въ «науку», въ свое полное, безграничное распоряженіе. А какова его «наука» и какъ онъ ее преподаетъ—показалъ вышеупомянутый процессъ. Жаловался одинъ его ученикъ, двѣнадцатилѣтній мальчикъ, за тяжкія побои, нанесенные ему учителемъ-артистомъ. Свидѣтельствовавшій его врачъ «нашелъ на всей его спинѣ и на бокахъ сине-багровыя, широкія полосы и опухшіе рубцы». Происхожденіе этихъ знаковъ объяснилось тѣмъ, что артистъ жестоко выпоролъ своего ученика кожанымъ поясомъ съ бляхами—принадлежностью одного изъ его живописныхъ «національныхъ» костюмовъ, въ которыхъ онъ обыкновенно фигурируетъ передъ публикой. А выпоролъ онъ его за ужасное преступленіе: во-первыхъ, мальчикъ безъ спроса отлучился къ матери и, во-вторыхъ, не пришелъ, по заведенному въ капеллѣ правилу, пожелать «добраго утра» своему хозяину-учителю.
Въ другой разъ на судѣ обвинялась одна интеллигентная дама, заблагоразсудившая открыть модный магазинъ со швейной мастерской, въ которой работали, большею частью, набранныя въ «науку» дѣвочки. Разъ барыня эта приказываетъ одной своей ученицѣ, уже шестнадцатилѣтней дѣвушкѣ, сходить и принести розги, не говоря для какой надобности. Дѣвушка исполнила приказаніе, полагая, что розги понадобились для наказанія маленькой ея товарки, Даши; но едва она возвратилась въ мастерскую, какъ, по манію хозяйки, на нее набросились нѣсколько мастерицъ и старшихъ ученицъ, повалили на полъ, насѣли на голову и на ноги, обнажили и безпощадно отодрали до крови ею-же принесенными и изготовленными розгами—подробность, живо рисующая чисто женскую, коварную злостность виновницы этой расправы. Несчастная не знала даже, за что ее сѣкутъ. Только послѣ порки формулировано было ея преступленіе, а именно: хозяйка заподозрила ее въ утайкѣ катушки нитокъ—ни болѣе, ни менѣе!.. При разборѣ на судѣ этого дѣла, не единственнаго въ своемъ родѣ, обнаружилась еще одна чрезвычайно характерная и любопытная подробность. При допросѣ исполнительницъ экзекуціи, товарокъ потерпѣвшей, нѣкоторыя изъ нихъ заявили, что ничего беззаконнаго и непозволительнаго не видѣли въ данномъ случаѣ, такъ какъ, по ихъ твердому убѣжденію, «хозяйка имѣетъ право сѣчь своихъ ученицъ». Защитникъ подсудимой, однако-жъ, не сослался на это «право», а ста-
сколько лет в «науку», в свое полное, безграничное распоряжение. А какова его «наука» и как он её преподает — показал вышеупомянутый процесс. Жаловался один его ученик, двенадцатилетний мальчик, за тяжкие побои, нанесенные ему учителем-артистом. Свидетельствовавший его врач «нашел на всей его спине и на боках сине-багровые, широкие полосы и опухшие рубцы». Происхождение этих знаков объяснилось тем, что артист жестоко выпорол своего ученика кожаным поясом с бляхами — принадлежностью одного из его живописных «национальных» костюмов, в которых он обыкновенно фигурирует перед публикой. А выпорол он его за ужасное преступление: во-первых, мальчик без спроса отлучился к матери и, во-вторых, не пришел, по заведенному в капелле правилу, пожелать «доброго утра» своему хозяину-учителю.
В другой раз на суде обвинялась одна интеллигентная дама, заблагорассудившая открыть модный магазин со швейной мастерской, в которой работали, большею частью, набранные в «науку» девочки. Раз барыня эта приказывает одной своей ученице, уже шестнадцатилетней девушке, сходить и принести розги, не говоря для какой надобности. Девушка исполнила приказание, полагая, что розги понадобились для наказания маленькой её товарки, Даши; но едва она возвратилась в мастерскую, как, по манию хозяйки, на неё набросились несколько мастериц и старших учениц, повалили на пол, насели на голову и на ноги, обнажили и беспощадно отодрали до крови ею же принесенными и изготовленными розгами — подробность, живо рисующая чисто женскую, коварную злостность виновницы этой расправы. Несчастная не знала даже, за что её секут. Только после порки формулировано было её преступление, а именно: хозяйка заподозрила её в утайке катушки ниток — ни более, ни менее!.. При разборе на суде этого дела, не единственного в своем роде, обнаружилась еще одна чрезвычайно характерная и любопытная подробность. При допросе исполнительниц экзекуции, товарок потерпевшей, некоторые из них заявили, что ничего беззаконного и непозволительного не видели в данном случае, так как, по их твердому убеждению, «хозяйка имеет право сечь своих учениц». Защитник подсудимой, однако ж, не сослался на это «право», а ста-
