Не менѣе характеристично въ этомъ дѣлѣ было и то, что хозяинъ вначалѣ, когда полиція дѣлала ему увѣщанія и, какъ говорится, «честью» потребовала улучшить содержаніе дѣтей,—не обратилъ на это никакого вниманія и ровно ничего не сдѣлалъ, почему его и потянули къ суду. На судѣ онъ держалъ себя вполнѣ угнетенной невинностью, притомъ съ трогательной искренностью. Когда онъ услышалъ, въ чемъ его обвиняютъ,—съ нимъ «сдѣлалось дурно»… Бѣдный, чуть не упалъ въ обморокъ, а потомъ все время выражалъ глубочайшее недоумѣніе, какъ еслибъ надъ нимъ играли какую-нибудь жестокую мистификацію.
— Все это Антошка намутилъ!—разводилъ онъ руками, разумѣя своего ученика Антошку, по злобѣ и коварству котораго, будто-бы, и стряслась надъ нимъ вся эта напасть, ровно ничѣмъ незаслуженная.
Всего ужаснѣе, что люди этого сорта, въ самомъ дѣлѣ, искренно убѣждены въ своей невиновности! Ихъ пониманію еще недоступны требованія человѣческаго, заботливаго обращенія съ работающими на нихъ «учениками» и нѣкотораго различенія ихъ отъ домашняго скота. Да, пожалуй, любой порядочный хозяинъ несравненно больше печется о своемъ рабочемъ скотѣ!
Приведенный фактъ—наиболѣе рельефный изъ массы однородныхъ случаевъ, на которыхъ останавливаться мы уже не будемъ. Обратимся къ примѣрамъ жестокаго обращенія съ рабочими малолѣтками, которое нерѣдко идетъ рука объ руку и съ дурнымъ ихъ содержаніемъ, какъ это уже само собой подразумѣвается.
Жестокое обращеніе выражается преимущественно въ разнообразныхъ видахъ битья, подъ предлогомъ наказанія и исправленія. Битье въ этой формѣ происходитъ повсемѣстно, и никакое воображеніе не въ состояніи было-бы обнять его безграничные размѣры; до оглашенія и суда доходятъ, конечно, только очень немногіе, исключительные случаи. Беззаконность и безнравственность насилія и битья далеко еще не поняты нашей массой, далеко еще не усвоены ея сознаніемъ. Если, умудренная вѣковою практикой, наша народная «самобытная» педагогія самое слово «учить» не иначе понимаетъ, какъ «драть», если еще такъ недавно на Руси «порка» составляла основу дисциплины и народнаго воспитанія, то невозможно и требовать, чтобы въ какія-нибудь двадцать лѣтъ, съ мо-
Не менее характеристично в этом деле было и то, что хозяин вначале, когда полиция делала ему увещания и, как говорится, «честью» потребовала улучшить содержание детей, — не обратил на это никакого внимания и ровно ничего не сделал, почему его и потянули к суду. На суде он держал себя вполне угнетенной невинностью, притом с трогательной искренностью. Когда он услышал, в чём его обвиняют, — с ним «сделалось дурно»… Бедный, чуть не упал в обморок, а потом всё время выражал глубочайшее недоумение, как если б над ним играли какую-нибудь жестокую мистификацию.
— Всё это Антошка намутил! — разводил он руками, разумея своего ученика Антошку, по злобе и коварству которого, будто бы, и стряслась над ним вся эта напасть, ровно ничем не заслуженная.
Всего ужаснее, что люди этого сорта, в самом деле, искренно убеждены в своей невиновности! Их пониманию еще недоступны требования человеческого, заботливого обращения с работающими на них «учениками» и некоторого различения их от домашнего скота. Да, пожалуй, любой порядочный хозяин несравненно больше печется о своем рабочем скоте!
Приведенный факт — наиболее рельефный из массы однородных случаев, на которых останавливаться мы уже не будем. Обратимся к примерам жестокого обращения с рабочими малолетками, которое нередко идет рука об руку и с дурным их содержанием, как это уже само собой подразумевается.
Жестокое обращение выражается преимущественно в разнообразных видах битья, под предлогом наказания и исправления. Битье в этой форме происходит повсеместно, и никакое воображение не в состоянии было бы обнять его безграничные размеры; до оглашения и суда доходят, конечно, только очень немногие, исключительные случаи. Беззаконность и безнравственность насилия и битья далеко еще не поняты нашей массой, далеко еще не усвоены её сознанием. Если, умудренная вековою практикой, наша народная «самобытная» педагогия самое слово «учить» не иначе понимает, как «драть», если еще так недавно на Руси «порка» составляла основу дисциплины и народного воспитания, то невозможно и требовать, чтобы в какие-нибудь двадцать лет, с мо-
