Ждала я этого дня и трепетала. Какъ-то онъ ко мнѣ отнесется? Началось прекрасно! Миша (т. е. мужъ) вышелъ такой довольный, разцѣловалъ меня, былъ любезенъ. Подарки его надолго останутся у меня въ памяти. Онъ подарилъ мнѣ часы; это—не купленная вещь, и тѣмъ для меня пріятно и дорого, что часы эти онъ сохранялъ въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, дорожилъ ими и теперь для меня разстался съ ними. Даже удивительно! Потомъ мы отправились въ театръ и—все удовольстіе этого дня исчезло… Миша готовъ промѣнять меня на всякую дѣвчонку. Онъ дорожитъ воспоминаніями своей холостой жизни и тѣми женщинами, которыя его тогда занимали,—значитъ, онъ до сихъ поръ любитъ ихъ»…
«Вотъ и новый годъ,—читаемъ на выдержку слѣдующую страницу дневника:—всѣ радуются, каждый ждетъ чего нибудь, а я чего жду?—Ничего я не жду! Годъ этотъ будетъ для меня такимъ же… нѣтъ! онъ будетъ гораздо хуже, чѣмъ прошедшій. И горько мнѣ, и тяжело мнѣ! Какъ поплакать хочется, да и того нельзя: Миша войдетъ сейчасъ и закричитъ свою обычную фразу: «Ну, чего разревѣлась?…» И, кажется, чего-бы мнѣ нужно; кажется, самая счастливая на свѣтѣ. Не дай Богъ только, что̀ я выношу, никому на свѣтѣ. Все брань, упреки, оскорбленія и только изподтишка поплакать можно. Это хоть кого убьетъ; я сама чувствую, какъ мои силы убавляются:—мнѣ какъ будто десять лѣтъ на плечахъ прибавилось авось, Богъ приберетъ поскорѣе»…
Спустя годъ съ небольшимъ послѣ свадьбы, у молодой женщины родился ребенокъ, къ несчастью, скоро умершій. Повидимому, материнство повліяло на ея характеръ, остепенило ее и, быть можетъ, въ концѣ концовъ примирило-бы съ безотрадной супружеской жизнью, на которую она все еще продолжаетъ жаловаться въ своемъ дневникѣ.
«Завтра именины бабушки,—пишетъ она въ это время.—Какая она добрая, какъ заботится обо мнѣ. Вотъ, еслибы я, живши у нея, была такая, какъ теперь, какъ-бы цѣнили и любили меня, а то теперь, кажется, чего я не дѣлаю: цѣлый день хозяйничаю, шью до ночи, Лелю (сына) отъ головы до ногъ обшила, а все изо дня въ день брань и обиды… Хоть кого сломитъ… Видѣла-ли я когда ласковое слово, благодарность?—Нѣтъ никогда!»
Спустя мѣсяцъ, она доходитъ наконецъ до отчаянья.
Ждала я этого дня и трепетала. Как-то он ко мне отнесется? Началось прекрасно! Миша (т. е. муж) вышел такой довольный, расцеловал меня, был любезен. Подарки его надолго останутся у меня в памяти. Он подарил мне часы; это — не купленная вещь, и тем для меня приятно и дорого, что часы эти он сохранял в течение нескольких лет, дорожил ими и теперь для меня расстался с ними. Даже удивительно! Потом мы отправились в театр и — всё удовольствие этого дня исчезло… Миша готов променять меня на всякую девчонку. Он дорожит воспоминаниями своей холостой жизни и теми женщинами, которые его тогда занимали, — значит, он до сих пор любит их»…
«Вот и новый год, — читаем на выдержку следующую страницу дневника: — все радуются, каждый ждет чего нибудь, а я чего жду? — Ничего я не жду! Год этот будет для меня таким же… нет! он будет гораздо хуже, чем прошедший. И горько мне, и тяжело мне! Как поплакать хочется, да и того нельзя: Миша войдет сейчас и закричит свою обычную фразу: «Ну, чего разревелась?…» И, кажется, чего бы мне нужно; кажется, самая счастливая на свете. Не дай Бог только, что́ я выношу, никому на свете. Всё брань, упреки, оскорбления и только исподтишка поплакать можно. Это хоть кого убьет; я сама чувствую, как мои силы убавляются: — мне как будто десять лет на плечах прибавилось авось, Бог приберет поскорее»…
Спустя год с небольшим после свадьбы, у молодой женщины родился ребенок, к несчастью, скоро умерший. По-видимому, материнство повлияло на её характер, остепенило её и, быть может, в конце концов примирило бы с безотрадной супружеской жизнью, на которую она всё еще продолжает жаловаться в своем дневнике.
«Завтра именины бабушки, — пишет она в это время. — Какая она добрая, как заботится обо мне. Вот, если бы я, живши у неё, была такая, как теперь, как бы ценили и любили меня, а то теперь, кажется, чего я не делаю: целый день хозяйничаю, шью до ночи, Лелю (сына) от головы до ног обшила, а всё изо дня в день брань и обиды… Хоть кого сломит… Видела ли я когда ласковое слово, благодарность? — Нет никогда!»
Спустя месяц, она доходит наконец до отчаянья.
