Страница:Исторические этюды русской жизни. Том 3. Язвы Петербурга (1886).djvu/411

Эта страница была вычитана

наго вида на жительство, заявивъ, что она жить съ нимъ долѣе «ни подъ какимъ видомъ несогласна». Мужъ сознается, что, точно, билъ жену, но по-дѣло̀мъ—за дурное поведеніе. Между тѣмъ, изъ хода дѣла обнаружилось, что онъ-же самъ развратилъ жену, заразилъ ее «секретною болѣзнью» и давалъ ей какія-то самодѣльныя лѣкарства, отъ которыхъ у нея «духъ захватывало» и которыми, быть можетъ, уморилъ-бы ее, еслибы добрые люди не надоумили ее отправиться въ Калинкинскую больницу.

Мы на удачу, для примѣра, взяли изъ нашего матеріала нѣсколько фактовъ, какихъ въ хроникѣ столичнаго суда—множество. Они повторяются чуть не каждый день и очень схожи между собою. Безъ сомнѣнія, значительная, если не бо̀льшая часть случаевъ супружеской тираніи не доводится до свѣдѣнія суда и остается въ четырехъ стѣнахъ семейныхъ очаговъ, такъ какъ многія и, конечно, лучшія женщины, изъ стыдливости и не желая «выносить соръ изъ избы», терпѣливо, молча, несутъ свою страдальческую долю. Зато не составляютъ большой рѣдкости въ уличной жизни столицы соблазнительно-скандалёзныя сцены публичной супружеской расправы въ такомъ, напр., родѣ.

Разъ, на углу Фонтанки и Апраксина переулка, уличная публика была свидѣтельницей возмутительной сцены. Разсвирѣпѣвшій мужъ, по виду торгашъ, устроилъ настоящую травлю за женой и дѣтьми. Травлѣ этой предшествовала, вѣроятно, домашняя бойня, отъ которой несчастная женщина, захвативъ двухъ малютокъ-дѣтей, бѣжала; мужъ за ней. Выбѣжавъ на улицу, преслѣдуемая по пятамъ мужемъ, она скрылась въ мелочную лавочку; тотъ ворвался и въ лавочку, изъ которой жена выскочила черезъ черный ходъ на дворъ и, видя, что погоня не отстаетъ, снова кинулась на улицу. Здѣсь супругъ-звѣрь настигъ ее и началъ съ ожесточеніемъ бить ее и дѣтей. Въ средѣ собравшейся толпы зѣвакъ нашлось нѣсколько сострадательныхъ людей, которые вступились за жертвы семейнаго насилія, но встрѣтили сильную оппозицію, аргументированную такимъ неотразимымъ доводомъ:

— Я—мужъ и, по закону, воленъ дѣлать съ женой и дѣтьми, что̀ хочу!

Отвратительной сценѣ положила предѣлъ полиція.

Опять таки мы привели этотъ фактъ не потому, чтобы онъ былъ


Тот же текст в современной орфографии

наго вида на жительство, заявив, что она жить с ним долее «ни под каким видом несогласна». Муж сознается, что, точно, бил жену, но подело́м — за дурное поведение. Между тем, из хода дела обнаружилось, что он же сам развратил жену, заразил её «секретною болезнью» и давал ей какие-то самодельные лекарства, от которых у неё «дух захватывало» и которыми, быть может, уморил бы её, если бы добрые люди не надоумили её отправиться в Калинкинскую больницу.

Мы наудачу, для примера, взяли из нашего материала несколько фактов, каких в хронике столичного суда — множество. Они повторяются чуть не каждый день и очень схожи между собою. Без сомнения, значительная, если не бо́льшая часть случаев супружеской тирании не доводится до сведения суда и остается в четырех стенах семейных очагов, так как многие и, конечно, лучшие женщины, из стыдливости и не желая «выносить сор из избы», терпеливо, молча, несут свою страдальческую долю. Зато не составляют большой редкости в уличной жизни столицы соблазнительно скандалёзные сцены публичной супружеской расправы в таком, напр., роде.

Раз, на углу Фонтанки и Апраксина переулка, уличная публика была свидетельницей возмутительной сцены. Рассвирепевший муж, по виду торгаш, устроил настоящую травлю за женой и детьми. Травле этой предшествовала, вероятно, домашняя бойня, от которой несчастная женщина, захватив двух малюток-детей, бежала; муж за ней. Выбежав на улицу, преследуемая по пятам мужем, она скрылась в мелочную лавочку; тот ворвался и в лавочку, из которой жена выскочила через черный ход на двор и, видя, что погоня не отстает, снова кинулась на улицу. Здесь супруг-зверь настиг её и начал с ожесточением бить её и детей. В среде собравшейся толпы зевак нашлось несколько сострадательных людей, которые вступились за жертвы семейного насилия, но встретили сильную оппозицию, аргументированную таким неотразимым доводом:

— Я — муж и, по закону, волен делать с женой и детьми, что хочу!

Отвратительной сцене положила предел полиция.

Опять-таки мы привели этот факт не потому, чтобы он был